Город хороших господ - страница 2

Мне бы взять пример с этого кораблика, а то совсем раскисла.

Песня закончилась звуком флейты. Щелчок – совсем как на старых плеерах – и заиграла другая. Чуть более активная, чем мне бы хотелось, но время близилось к часу, так что пора была уходить.

Я встала, застегнула ветровку, перекинула рюкзак через плечо. Отряхнула колёса скейтборда: из-за недавних дождей он весь испачкался в сырой земле.

Послышался разочарованный крик. Дети на берегу всё-таки уронили мяч в реку, но к самому берегу, так что никому не удалось поиграть в героя и пришлось выуживать игрушку палкой. Я встала на скейт и оттолкнулась от асфальта, поймав привычное равновесие и чувство свободы.

Ветер, местами всё ещё апрельский, налетел резко, забрал с собой пару кофейных стаканчиков и унёс прочь. Я могла только позавидовать: на такую роскошь как кофе денег не хватало, а так хотелось привести Рие её любимый ирландский капучино! Но что поделать!..

Парковая аллея: листья на деревьях начинают робко вылупляться, из-под земли лезут одуванчики. Здесь гуляющих чуть меньше, между ними легко лавировать. Одинокие люди с собаками, всё те же молодые семьи, бабушки на лавочках. Над ними – цветущая вишня, вокруг – сирень. Белое над фиолетовым, розовое на серебряном, целые созвездия соцветий на фоне счастливых людей. Хотелось запечатлеть этот миг в памяти, но я лишь разогналась и проехала мимо их счастья. Мне представилось, что я черпаю его, и радость их, словно разноцветная лента, летит следом за мной, вьется на ветру. За мной бы сейчас летел целый радужный шлейф из чужих улыбок и блеска их глаз.

За поворотом небольшой переулок, в глубине которого зазевавшийся кот гневно выгнул спину и зашипел. Серый, оборванный, дикий.

Я слезла со скейтборда, прикрылась им словно щитом, и боком двинулась мимо кота, стараясь держаться как можно дальше. Зверь злобно косился на меня, пускал искры из глаз и угрожающе ворчал.

Укрывшись за коробкой, я спаслась от одичавшего представителя городской фауны. Скейт снова на ходу.

Улица плавно склонилась. Дома на ней, как и во всём городе небольшие, кое-где частные, где-то – в три этажа. В центре домики вообще крайне симпатичные: разноцветные, построенные в начале века и блещущие открыточным совершенством, а а вот ближе к окраине шли угрюмые девятиэтажки: серые, страшные, похожие на куски мокрых скал.

Я пронеслась мимо цветочного магазина, над которым женщина сушила белье, облокотившись на перила балкона. Она уже вынесла вечную зелень к солнцу, и витиеватые растения придавали козырьку магазина нужный колорит. На всей улице люди жили прямо над потрёпанными магазинами. Цветы у них на подоконниках уже начинали цвести, холёные коты тоскливо смотрели на улицу через мутные окна.

Редкие прохожие улыбались солнцу, а оно – им.

Весна творит чудеса.

Карман сначала завибрировал, а потом противно запиликал. Я вытащила телефон и нажала на зелёную кнопку.

– Земля вызывает майора Тома! – раздался приглушённый голос.

– Привет, Рия! – мимо проехал трамвай, пришлось перекрикивать. – Я была у реки, хотела домой поехать, но могу завернуть к тебе, спасти от скуки.

– Заворачивай. Здесь как в морге.

– Конечно, твоя же смена!

– Ха-ха. Очень смешно. Привези мне сахар.

– Хорошо.

– И булочку с корицей.

– Хорошо. Буду у тебя минут через десять.

– Жду.

Еле слышный щелчок как в старых аппаратах – Рия положила трубку. Она почти никогда не прощается, просто перестает говорить. Не знаю почему: мне, например, нужно прощаться с человеком, даже если я с ним на час расстаюсь. Рию это страшно раздражает, но что поделать.

Город повёл меня дальше, предоставил жутко неудобные тротуары – узкие и все в колдобинах. От проездной части они не спасали от слова совсем, поэтому каждый раз, когда мимо проносилась машина, становилось слегка тревожно и появлялось желание стать обычным, крайне неторопливым пешеходом.

Некоторые дома в этом районе так и остались деревянными, словно деревенские улочки аккуратно вырезали с фото и вклеили на план города. Некоторые домики были магазинами или клиниками: вот покосившийся книжный устало опирается на ветеринарку, а рядом частный детский сад, расписанный ромашками, прильнул боком к музею зодчества. Резной забор был один на всех, украшали его ржавые почтовые ящики и один-единственный скворечник.