Город Птиц - страница 11

стр.

– Ладно, – ответил парень. – Тогда я Рэй.

– А я тогда Фил, – представился мальчик. – И тогда это Паулина, – он указал на девушку с черными, как смоль волосами, которая уже перестала напевать и внимательно рассматривала Рэя. – А это Генри. Но вы, наверное, уже давно знакомы, так что глупо было вас представлять…

Паулина пристально смотрела на Рэя своими черными глазами, иногда хитро прищуриваясь и немного изгибая правую бровь, но Рэй, понимая, что это по идее должно было его смутить, сразу же принял «игру» и ответил не менее пристальным взглядом.

Она была худощавой, с мальчишеским телосложением и тонким длинноватым носом, а глаза у нее были большие и темнеющие, как у лани. Зубы немного выдавались вперед, но их не было видно, так как девушка держала тонкие губы плотно сомкнутыми. Сухие, не доходившие до плеч аспидно-черные волосы были небрежно заправлены за уши, а на мертвецки-белой коже не было следов косметики или кремов. Она была одета во все новое – дешевое, но новое. Белая рубашка, слишком широкая ей по всем параметрам, переходила в штаны-шаровары, которые, наоборот, были коротки и узки. Она была похожа на ведьму, только на очень молодую и чем-то знакомую.

Парень вдруг осознал, насколько глупо все это смотрелось со стороны. Он тут же повернулся к Филиппу, закрывая дверь и проходя вглубь комнаты, двигаясь при этом подчеркнуто свободно и легко.

– Так зачем вы меня позвали? – Рэй краем глаза заметил разные детали, разбросанные по столу.

– Точно. Приступим. Ты, видно, человек деловой, не стоит тебя задерживать, – сказал Фил. – Итак. Мы все знаем, что скоро будет концерт, поэтому мы хотим показать этим старикам современные технологии.

– Вижу, дела обстоят не очень.

Филипп почесал затылок:

– М-да… ну, как есть. В общем мы собрались для того, чтобы записать песню на эту пластинку, – мальчик кивнул на большой черный диск у себя в руках, – но столкнулись с некоторыми проблемами…

– Давайте говорить проще, – перебил Генри. – У кого-то – не будем показывать пальцем – руки растут не из того места.

– …Зато представляешь, Рэй, как круто будет, когда завтра мы включим граммофон и старики услышат музыку, не издаваемую человеком? Ты поможешь, приятель?

Рэй чуть не поморщился от такого панибратского отношения, но сдерживается.

– Десять процентов от прибыли – тебе.

– От прибыли? Вы это на черный рынок собрались продавать? – нелегальных махинаций Рэй всегда опасался, так как отец утверждал, что его двоюродный дедушка сел за это в тюрьму.

Видя, что собеседник колебался, Врановский-младший запустил крючок:

– Ведь госпожа Эмилия любит музыку, верно? Представляешь, как она обрадуется такому подарку, дружище?

«Слишком дешевый трюк».

– Все любят музыку, – фыркнул Рэй, складывая на груди руки. – Ладно уж, помогу, чем смогу.

«Принц» расплылся в сладкой улыбке:

– Прекрасно! Помощь будущих родственником – такая прелесть!

Паулина закатила глаза, беззвучно смеясь, и полностью развернула тело в сторону Рэя. В черных глазах вспыхнула едва заметная заинтересованность.

Рэй закатил рукава и особой тщательность, словно вор, прикидывающий сумму дохода, осмотрел рабочее место, цепляясь взглядом за каждую видимую деталь.

Вот был граммофон с выкрученной под странным углом иглой. Блистающие новизной черные диски – грампластинки – были распакованы, лежали на столе (хозяева, видимо, не знали, что с ними делать). Шурупы, гайки, винтики, отвертки и даже пара огромных кривых гвоздей, были высыпаны в одну кучу на стол.

И, конечно, полное отсутствие инструкции (действительно, кому она нужна?).

– Так… – протянул Рэй. – И откуда у вас все это?

– Граммофон был моим подарком на день рождения, – торопливо пояснил Фил. – Мне подарил его дядя, но мой отец сказал, что фигня все, типа и так эти песни слышал.

– Ясно… А откуда возьмется звук, который будем записывать? Ты споешь?

– Паулина споет. Генри сыграет.

Рэй слегка кивнул, берет блестящую гайку и кладет на другую, а потом еще и еще, выстраивая башенку.

– Думаю, это все не понадобится.

Парень подошел к граммофону и увидел, что сломан он явно с чьей-то помощью.

– Твоих рук дело? – строго спросил он у младшего Врановского, не отрывая взгляда от бедного граммофона и даже чувствуя какую-то личную обиду: такую красивую работу, можно сказать произведение искусства, испортил какой-то богатенький малец.