Город разноцветных голосов - страница 6

Костик взглянул на записку и понял, что прав. С кухни тянулись аппетитные запахи — яблочный пирог и картошка с мясом, но есть совсем не хотелось. Костик глубоко вздохнул, подхватил рюкзак и поплёлся в свою комнату.

Ну, ничего. У него есть музыка. Сейчас возьмёт фонограмму для той песни и будет учить свою партию, пока голос не сорвётся. И пусть весь мир перевернётся, но на празднике Костик выступит. И споёт получше зазнайки Королёвой…

Когда никого нет рядом, и звучать неинтересно, и светить не хочется. Поэтому огоньки собираются и живут вместе — так вроде и есть ради кого стараться. Это называется «семья». Я знаю, что у существ из странных снов всё сложнее — они не выбирают, где появиться, не выбирают, с кем жить, пока не станут большими. А мы выбираем.

В моей семье есть ещё три огонька. Все они старше меня. Они живут в Городе дольше, а значит, могут знать больше. А значит, я могу спросить у них совета — знают ли они что-нибудь о том, как гаснут и зажигаются огоньки?

И я решил начать со среднего по старшинству.

— Свой свет дороже чужого голоса, — твёрдо сказал средний. — Ты можешь звучать тихо, но тебя всё равно будут слушать. Если ты погаснешь, тебя не будет слушать никто. Не связывался с ними.

А ведь правда — погасших огоньков боятся все, кроме других погасших. Но неужели не может быть иначе? Я решил спросить у младшего.

— Я не знаю, — сказал мне младший огонёк. — Всё, что я знаю — что погасшие плохие. Не надо с ними водиться, береги свой свет.

Я всё равно верю в хорошее. Только поэтому я решился пойти к старшему. Он звучал очень громко, так, что я едва не лишился умения слышать; но если старший знает ответ, я готов стерпеть любой голос.

И он долго думал, прежде чем ответить.

— Мы очень ценим свой внутренний свет, — тихо заговорил он, — но забываем главное. Он приумножается только тогда, когда мы им делимся. А делиться надо с тем…

— … у кого его нет, — заворожено продолжил я.

Старший засиял ярче, и голос его зазвучал ещё громче. Так я понял, что твоё звучание становится громче, когда к тебе прислушиваются.

— Не только, — тихо сказал старший. — Делиться светом можно со всеми. Но чем больше ты отдаёшь, тем ярче сияешь сам, и даже погасшие могут засветиться вновь. Но готов ли ты отдавать больше чем брать, несмотря ни на что?

— Готов, — твёрдо сказал я.

— Несмотря ни на что? — повторил старший.

И я вновь ответил, что готов.

Наверное, если я смогу поделиться своим светом с другими погасшими, я не погасну сам. И тогда я смогу подойти к своему знакомому и смогу расслышать его голос. И хотя я не знаю, почему он кажется мне таким особенным, я уверен — его голос окажется самым красивым в нашем Городе.

Я верю в это всем своим светом.

Ирина Сергеевна, учительница музыки, сидела за пианино и наигрывала какую-то мелодию. Её идеально белый, цвета свежевыпавшего снега костюм красиво сочетался с чёрным лаком инструмента и клавишами приятного бежевого оттенка. Натка подумала, что если бы она была художницей, она могла бы нарисовать с такой натуры волшебную картину, но она уже твёрдо решила стать певицей. А значит, пора вести себя соответствующе.

— И как ему не стыдно! — картинно всплеснув руками, возмутилась Натка. — Договорились же, после уроков. Никакой ответственности!

Ирина Сергеевна что-то пробормотала, кивнула и продолжила играть. Натка надулась и уставилась в окно, на кружащиеся на ветру снежинки. Её даже мама вчера не послушала, чего ждать от учительницы. Такое ощущение, что они все сговорились…

Дверь с громким стуком распахнулась, на пороге появился Костик. Он тяжёло дышал, его волосы были растрёпаны — ну, то есть, растрёпаны сильнее, чем обычно. Натка злорадно усмехнулась про себя. Рядом с этим мальчишкой она всегда выглядела идеальной ученицей.

— Простите, Ирина Сергеевна, — громко сказал Костик. — Я немного задержался, и…

С каждым словом он говорил тише и к концу совсем замялся так, что причина его опоздания потонула в звуках мелодии. Натка хотела было переспросить, но передумала. Ещё она не интересовалась его делами!

— Проходи, Смирнов, устраивайся, — негромко сказала Ирина Сергеевна, не отрывая взгляда от бежевых и чёрных клавиш. — Королёва, ты тоже садись. Сейчас будем распеваться.