Город туманов - страница 28

В восемь часов в дверь негромко поскреблись.

— Это дети, — сказала Хейзл и, встав, открыла ее, после чего из сумерек на пороге появилось трое или четверо смущенных мальчишек.

— Добрый вечер, ребятишки, — радушно сказала вдова. — Явились за хлебом и сыром?

Смущенные присутствием незнакомых людей дети потупились.

— Эти деревенские дети, господин Шантеклер, по очереди стерегут наш скот по ночам, — обратилась вдова к Ранульфу. — Наше стадо пасется в нескольких милях отсюда, в долине, там, где хорошее пастбище, а пастух любит ночевать в собственном доме.

— И эти маленькие мальчики проведут снаружи всю ночь? — с невольным трепетом в голосе спросил Ранульф.

— Именно так! Их ждет веселое время. Они сооружают себе шалаши из ветвей и зажигают костры. О, им очень весело!

Дети расплылись в улыбке; и когда Хейзл выдала каждому хлеба и сыра, заспешили в сгущающиеся сумерки.

— Мне бы тоже хотелось как-нибудь пойти с ними, — проговорил Ранульф.

Вдова начала было возражать против самой идеи о том, что молодой господин может провести ночь под открытым небом вместе с коровами и деревенскими мальчишками, однако Эндимион Лер решительным тоном произнес:

— Чепуха! Я не хочу, чтобы с моим пациентом нянчились, как с младенцем. Да, Ранульф? Ты вполне можешь переночевать под открытым небом, если захочешь. Только придется подождать, пока ночи станут еще более теплыми. — Помедлив секунду, он добавил: — Скажем, до Иванова дня.

Они поговорили еще немного, то и дело зевая, и вдова предложила всем отправляться в постель, дав каждому сальную свечу, и только Ранульф, в виду его высокого положения, получил восковую, доставленную из Луда.

Эндимион Лер зажег свечу, поставил на вытянутую руку и принялся задумчиво рассматривать пламя, склонив голову набок.

— Трижды благословенное растеньице! — начал он таинственным тоном. — Цветок, выращенный из жира, с восковым стеблем и пламенными лепестками! Ты сильнее защищаешь от наговоров, ужасов и незримых угроз, чем фенхель, ясенец или рута. Приветствую тебя! Противоядие против смертоносных ночных теней! Процветая во тьме, добродетелью своей ты облегчаешь сердца и даруешь спокойный сон. Больные благословляют тебя, и женщины на сносях, и люди, смущенные умом, и все дети.

— Не корчи из себя шута, Лер! — грубо одернула его вдова совсем другим тоном, чем тот, деланно любезный, которым она вела с ним разговор.

Внимательный наблюдатель сразу понял бы, что на самом деле они знакомы куда более тесно, только скрывают это.

Впервые в жизни Люк Хэмпен не мог уснуть.

Всю прошлую неделю бабушка вколачивала в его голову, грозя дряхлым кулаком, следующую мысль: если с господином Ранульфом что-либо произойдет, вина падет на него, Люка; еще до отъезда из Луда этот честный парень, но отнюдь не герой, запаниковал, и все мелкие и весьма странные подробности прошедшего вечера не вселяли в него бодрость духа.

Наконец он почувствовал, что более не может терпеть. Встав, он зажег свечу, и осторожно пробрался по лестнице вниз, а потом в комнату Ранульфа.

Тот тоже не спал. Так и не погасив свечу, Ранульф, лежа на спине, изучал фантастический потолок.

— Что тебе нужно, Люк? — воскликнул он со злостью. — Почему никто и никогда не может оставить меня в одиночестве?

— Я просто хотел убедиться в том, что с тобой все в порядке, сэр, — стал оправдываться Люк.

— Конечно, в порядке. С какой стати может быть иначе? — Ранульф поглубже зарылся в постель.

— Я должен был знать это наверняка. — Люк помедлил, а потом умоляющим голосом попросил: — Прошу тебя, господин Ранульф, будь хорошим мальчиком и расскажи мне, что это произошло с тобой за ужином, когда в кухне появился этот выживший из ума старый ткач. Твой крик так перепугал меня.

— Ага, Люк! Знаю, но не скажу! — принялся дразнить его Ранульф.

Однако, в конце концов, он признался, что совсем еще маленьким часто видел Портунуса в своих снах.

— Причем сны были страшные, — сказал Ранульф.

И Люк с великим облегчением принял это объяснение. Сам-то он не видел снов и не придавал им особого значения. Мало ли что кому снится.

Заметив удовлетворение на его лице, Ранульф, состроив гримасу, сказал: