Город ведьмы - страница 16

стр.

Клод не нашелся, что на это ответить. Он решил, что продолжать беседу не стоит и только углубился в рисование. Понимая, что полноценный портрет требует больше суток работы, Клод мысленно благодарил Абрама за то, что этюдник в основном был наполнен акварельными красками, а в углу было специальное углубление для стакана воды и губки, чтобы смачивать лист. Он рисовал, пытаясь уловить ускользающее очарование девушки, подсвечивая ее каштановые волосы жженой охрой, а губы окрасив кармином. Не прошло и часа, как портрет был готов.

— Очень красиво, — восхитилась натурщица. — Будто это и не я вовсе.

Клод лишь скромно улыбнулся в ответ, готовясь снова погрузиться в свои мысли и воспоминания, но сделать это ему не дали. Стоило девушке отойти, как к нему подошел сгорбленный высохший старичок.

— Да ты никак художник, сынок! — удивился и одновременно обрадовался он.

— Он самый, — согласился Клод и сразу же озвучил цену. — Пять су.

Но клиент уже с радостью опустился на стул, ссыпая мелочь в стакан.

— Нарисуй мне портрет, чтобы хоть было что на надгробии оставить, кроме имени, — попросил он, пробуя немного выпрямиться и приосаниться. Но несколько минут спустя спина его снова сгорбилась и округлилась. — Эх, жаль, жена моя не видит меня сейчас… Да ты, видать, не местный, парень? У нас давно художников тут не появлялось.

— Да, недавно приехал, — кивнул Клод, смачивая новый лист и выбирая самые теплые цвета акварели: гуммигут, сепию и излюбленную желтую охру.

— И как же тебя занесло? — удивился старик. — Тихая гавань из Тремолы так себе. Говорят, Черная лихорадка возвращается — недавно опять нашли труп в Мориламе, а это ох какой дурной знак! Да только мне бояться нечего, моя Вера в прошлую эпидемию ушла, а я, видать, сейчас за ней…

— Давно это было? — участливо спросил художник. Рисовать старика оказалось куда сложнее, чем девушку: паутинка морщинок становилась тем больше, чем больше Клод ее разглядывал.

— Да уж давненько, — закивал он. — Помню, страшное время тогда было. Мы жили на левом берегу — там было хорошее место, только для самых знатных семей. Там было родовое поместье семьи Веры — я ведь сам приехал в Тремолу только из-за нее. Да… Моя семья осталась в Марроне, сколько лет я их не видел? Им не по душе была и Вера, и моя женитьба, мол, не ровня. Но ей было все равно, все равно…

— А дети у вас были? — поинтересовался Клод, выводя орлиный профиль старика на фоне лазурного неба.

— Нет, — он немного покачнулся на стуле и закрыл глаза. — На то была божья воля… На все в этом мире его воля.

— И даже на Черную лихорадку?

Старик широко распахнул глаза и уставился на Клода так пристально, что тому стало не по себе.

— Господь насылает нам испытания, чтобы укрепить веру, — быстро забормотал он. — Это кара! Кара всем безбожникам и еретикам! Только те, кто верует искренне, будут спасены, даже пораженные, — они спасутся в объятиях ангелов!

Клод снова застыл с кисточкой в руках, испытав странное дежавю.

— Я не хотел, — сказал он, но слова были похожи на какой-то слабый лепет. — То есть, да, если вера крепка…

— Вот именно! — старика это будто бы удовлетворило. — Только вера… Вера…

Он снова покачнулся на табурете и едва не упал навзничь, в последний момент спохватившись и открыв глаза.

Клоду было не по себе от его разговоров, поэтому новую тему он развивать не стремился. Едва портрет был закончен, он просто молча отдал рисунок в сухие сморщенные руки старика.

— Ты талантливый парень, — сказал он. — Если смог сюда приехать, то и уехать тоже сможешь. Послушай старика, уходи, пока еще терять нечего.

— Ой, да хватит Вам парнишку-то пугать, — оборвала его грузная женщина, одетая в розовое платье, расшитое бисером, и крепко держащая за руку чумазого парнишку лет шести. — Давайте уже, освобождайте место! — свободной рукой она легонько подталкивала старика, пытаясь усадить на стул свое дитя. — А ты, дорогуша, нарисуй мое солнышко, да красиво чтоб, я тебе деньги плачу! — приказала она Клоду, высыпая монеты в кружку.

Но желание матери на мальчугана не распространилось, потому что усидеть на месте он ну никак не мог: то и дело порываясь убежать к друзьям, плещущимся в фонтане, он постоянно ерзал на стуле, ковырялся в носу и дергал мать за юбку, которая тем временем разглагольствовала: