Город Звёзд - страница 2

стр.

А еще у него был меч. Тоже самый настоящий.

– Ну вот и пришли, песик, – облегченно вздохнул Ярик, когда показались крыши родной деревни.

Под конец осени приходилось каждый раз уходить все дальше от дома. Звери и птицы, гонимые холодными ветрами, покидали увядающие степи. Мальчик перекинул увесистую тушку птицы с одного плеча на другое и двинулся вперед, перешагивая непоседливого пса, который резво крутился вокруг хозяина.

«Наверняка предвкушает дрофиные потроха», – улыбнулся про себя Ярик.

Детишек в деревне было немного. Самому маленькому, Васильку, было пять. Его рождение справляли всем хутором. Хакиму же, самому старшему, шестнадцать или семнадцать лет, и он уже успел получить первое прозвище. Твердой головой он стал, когда оседлал испуганную козу и на полном ходу разломал лбом калитку одной из хат. Но главным другом Ярика была бойкая и своенравная Маня. Младше него всего на год, девочка уже стала неплохой хозяйкой и добытчицей. Ведь приходилось ухаживать как за хозяйством, так и за дряхлой бабушкой.

– Ярик! Явился-таки, песий друг, – прозвенел звонкий девичий голосок, распугавший ворон с крыши ближайшей избы.

Манька бежала по тропе навстречу Ярику. Ее каштановые косички смешно болтались и хлестали по лицу. Вьюнок радостно залаял и рванул навстречу, смешно перебирая лапами по грязи. Нагнав девчушку, он начал радостно кружиться, пританцовывая одному ему известные танцы. Манька хохотала от души, так сильно она любила этого непоседливого пса. Как и все остальные в деревне: других-то собак не было. Края длинной холщовой рубахи, что торчала из-под старого мехового тулупа девочки, вмиг покрылись следами от собачьих лап.

– Ну, показывай, показывай, чего раздобыл, – нетерпеливо запрыгала девочка, сжав кулачки.

Ярик поднял дрофу повыше:

– Гляди, какая красавица, Манька! Вся в тебя! Га-га-га, – мальчик потряс тушкой перед ее лицом.

– Дурак ты, Ярик! Не издевайся над птичкой, – надула губы девочка. – Надеюсь, она вкуснее, чем те суслики, которых ты наловил прошлый раз. Пойдем, отнесем бабушке, она ее ощиплет.

– Да-да, пошевеливайся, женщина, – шутливо насупился Ярик.

Справившись, ребята уселись на старой почерневшей лавке, близ дома Мани. Рядом расположились бабы, что перебирали жухлые грибы и выискивали те, что еще были съедобны. Сезон заканчивался, и поиск еды сильно осложнялся. Мужики разносили хворост и дровишки по избам. Ванька-гончар, творивший из глины самые причудливые вещи, полезные и не очень, добавлял последние штрихи к своему новому творению: обычную соломенную крышу терема старосты он менял на обожженную черепицу. Теперь дом стал походить на огромного карася. Кто-то пыхтел под тяжестью корзин с репой, лебедой и чесноком. Доносился стук молота о наковальню: то был отец Ярика.

– Наверняка делает гвозди для дядюшки Хасана, – прочла мысли Ярика девочка. – Тот собрался строить избу, а Ванька сделает там печь, и будет у нас новая баня!

– Было бы здорово, – безрадостно ответил мальчик и грустно посмотрел на закат. – Старая баня сгорела, а мыться в корыте на улице уж больно зябко становится. Уж лучше вшей терпеть.

– Да-а, – болтала ножками Маня. – Лучше вши, чем холодная гузка!

– Вон старый Оглоб вообще не моется, даже когда банька была. Отец говорит, мол, у него вши с блохами скоро войну начнут друг с другом, за самые вкусные места, – грубым голосом передразнил отца Ярик.

Маня звонко засмеялась. Мальчик потеребил лоб Вьюнка, который развалился под ногами ребят. Пес завилял хвостом и подставил для ласки живот.

– Ты завтра снова на охоту, Ярик? Давай без сусликов только. Они, может, и милые, но на вкус крысы крысами.

Мальчик посмотрел на подругу и пожал плечами:

– Не знаю. Отец говорит мне, что делать и кого ловить на этот раз. Может быть, завтра будем заниматься, я ведь учусь всяким премудростям у него. Вон даже умею теперь писать на старо… – он прищурился, вспоминая слово, – на старородском!

– Ай, удивил, я на нем уже давным-давно научилась, – похвасталась Маня. – Бабуля у меня мудрая, хоть и ходит под себя. Зато много чего знает! И меня учит.

Они посидели какое-то время, рассуждая о новых выкрутасах Твердоголового Хакима и россказнях старика Оглоба, пока нос Маньки совсем не покраснел от холода.