Городок сорванцов - страница 15
На дне глубокого и широкого котлована возились Павел Александрович и четверо мальчиков, в том числе Володя Дубасов. Они копали погреб.
Павел Александрович кого-то жестоко бранил:
— Ну, чего тюкаешь! Ну, чего тюкаешь! Нажимай всей ногой!
Я как-то неудобно себя почувствовал: все работают, все стараются, а я один слоняюсь эдаким праздным собирателем материалов для будущей повести. Раз приехал — надо помогать.
Увидев лишнюю лопату, валявшуюся под деревьями, я взял ее и спрыгнул в котлован. Мальчики потеснились. Как раз пошел слой галечника, да еще с булыгами. Грунт был тяжелый. Павел Александрович пыхтел, отдуваясь, выворачивал тяжелым ломом самые большие камни, мальчики трудились над камнями поменьше.
Наконец кое-как удалось пробить толщу; галька сменилась песком, мягким, как масло; стало легче нажимать на лопату.
В самый разгар работы послышались звонкие голоса девочек:
— Обедать! Обедать!
Никто даже головы не поднял, все продолжали усердно размахивать лопатами. Володя высунулся из ямы.
— Пока дождя нет, надо работать!
Павел Александрович проворчал про себя:
— Нашлись тоже «покорители целины». — И тут же снова нагнулся и с силой всадил лопату в песок.
Южка подбежала к яме.
— Почему не идете? Суп остынет, чай выкипит.
— Уйди, не мешай! — сердито крикнул Володя. Еще целый час мучили себя землекопы, усердно
выкидывая песок; они хотели кончить обязательно сегодня.
Девочки были очень огорчены.
— Старались, старались с самого утра, а они есть не хотят! — искала у меня сочувствия Южка.
Наконец по сигналу Владимира Викторовича все бросили лопаты, обтерли руки о листья орешника и подошли к костру.
Ели, по-моему, очень невкусный макаронный суп с мясными консервами, ели молча, только звякали ложками, чавкали, протягивали миски за прибавкой.
После третьей прибавки Павел Александрович вытер губы, облизнулся, похлопал себя по животу и сказал:
— Девочки, а вы вроде пересолили.
Кроме веселого удивления, я ничего не заметил в широко раскрытых глазах обеих поварих, а Валера чуть не выдал тайны пересоленного супа, громко фыркнув прямо в миску.
После обеда пошли работать, но потом вновь набежал мелкий дождик, подул холодный ветер. Мальчики тут же спрятались в палатки, девочки остались У костра.
— А ну, давайте запоем песню! — воскликнул Владимир Викторович и запел тенорком:
Мы засмеялись и выскочили из палатки.
— Дождик совсем маленький, можно работать, — заметил Володя Дубасов.
В этом сыром лесу, на мокрой траве мне в резиновом плаще было холодно и неприютно, пробирала дрожь. Заботливый завхоз Володя снял с себя согретый его телом теплый ватник и отдал мне.
С лопатой в руках я снова спрыгнул в будущий погреб.
Владимир Викторович не только копал ямки под столбы. Время от времени он подбегал то к одной группе работающих, то к другой, подбадривал всех, шутил, посмеивался над тяжеловесным Павлом Александровичем, успевал заглянуть к девочкам-поварихам и вновь брался за лопату.
Он поднимал настроение, заставлял сильнее напрягаться мускулы. В нем так и кипела неистовая энергия.
Работали до самого захода солнца, ужинали в полной темноте.
От усталости я едва проглотил несколько ложек какого-то непонятного пересоленного супа и залез в палатку. Володя Дубасов укрыл меня чуть ли не пятнадцатью одеялами, и я тут же заснул под мерные удары дождевых капель о брезент палатки, под неумолчный храп Павла Александровича.
Встали с рассветом, дождя не было, но по небу плыли темные рваные тучи; дождь, верно, шел всю ночь, с деревьев падали холодные капли; в мокрой траве поблескивали лужи.
Пока девочки пытались разжечь костер, я отправился на строительную площадку подносить бревна для навеса столовой. С большим трудом подтащил я к готовым ямкам восемь тяжелых столбов и с ужасом почувствовал, что не могу разогнуть спину. К счастью, меня выручил подручный печника Витя Панкин.
— Кончили! — на всю поляну закричал он. Все тотчас же бросили работу и поспешили к печке.
Вот так печь! Высокая, ровная, в четыре конфорки, сбоку топка с дверкой, ниже маленькая дверка поддувала, на другом конце печи высокая железная труба с колпачком.