Горожане солнца - страница 10

— Только не насовсем, — крикнула Мишата, приподнимаясь с улыбкой, — мне это самой надо! Но вы можете прочитать.

Пограничник поднес листочек к глазам.

— «Модельное агентство “Розалия", — стал он читать, — приглашает желающих на отборочный тур к конкурсу красоты “Мисс Транснефть 2000". Проживание и питание! Возможность трудоустройства! Стань королевой красоты!»

Прочтя, он не то чтобы улыбнулся в ответ, но утратил свою строгость. Лицо у него было загорелое, а глаза голубые, и пуговицы были красивые, золотые, украшенные птицами выбора, и зубы золотые, хотя не украшенные.

— Что же, родители отпустили? — спросил он Мишату.

— Меня все отпустили!

— И не страшно одной?

— Не страшно! Потому что так надо!

Он покивал с игрушечным уважением в лице, и Мишата перевела дух.

А пограничник все стоял и помахивал объявлением, словно не зная, что с ним делать дальше.

— Где же ты его взяла, двухтысячного-то года? — спросил он Мишату.

— Из газеты, — крикнула она, — а газету в лесу нашла! Но мы ее по праву забрали, потому что этот земляк, охотник, который бутылки и газету оставил, забрал с елки одну елочную игрушку, которая гораздо ценнее этой газеты!

Стражник кивнул опять. Тут подошел второй пограничник, «тень». Как и положено, он был подозрительнее и угрюмее первого. Толстыми пальцами он забрал объявление и, сдавив, поднес к самым глазам. Перечел раза два, шевеля губами, и даже заглянул на другую сторону. При этом он посматривал и на Мишату, как бы сравнивая буквы с чертами ее лица. Наконец с видимой неохотой вернул Мишате смятое объявление, и оба пограничника отвернулись и устремились прочь, где освободили следующий грохот.

Мишата, ослабев от волнения, откинулась на спинку лавочки.

Граница была позади.

Город медленно заглатывал поезд.

По мере того как снаружи разрастались дома, темнело, будто их изобилие порождало сумерки. Бледные остатки неба виднелись теперь только на самой выси, в щели между рамой вагонного окна и зубчатой линией темноты.

И вот за стеклом проплыли громадные дымящие башни. Со страхом и почтением Мишата смотрела их великое шествие. Когда башни скрылись, Мишата увидела первые огни, означавшие поражение и гибель дня.

Вскоре фонари подступили так близко, что подожгли лампы внутри вагона. Те зарозовели в два ряда, мигнули и вспыхнули, вмиг уничтожив остатки дня за окном. Внешняя чернота затянулась пленкой отражения с фигурами задремавших соседей-земляков, желтым свечением лавок и платочком самой Мишаты. Трудно было приспособить глаз к тому, что творилось дальше: отражение отталкивало взгляд, словно масло воду. Тут Мишата рассмеялась.

Отражение, не имея даже ничтожной толщины, заставляло отказаться от целого мира, поверить в то, что там, за окном, все тот же поезд, набитый уродливыми призраками, а вовсе не влажная ночь, полная благоухания железнодорожной смолы.

— Глупости! — встряхнулась Мишата. — Просто померещилась чепуха какая-то.

Ей стало совсем легко, может быть, потому еще, что всегда так становилось после захода солнца. Какая-то тяжесть исчезала с плеч, мысли делались яснее и глубже дыхание.

Наконец поезд застрял и тяжко испустил дух. Тогда Мишата встала и на онемевших незнакомых ногах направилась к выходу.

По блестящей каменной дороге шли в одну сторону земляки.

Вдали стояли огни, сырой подсвеченный туман и что-то огромное.

Мишата шагнула на твердый камень, в дождливый воздух. Холодная капля упала ей на руку, прохожий на ходу переложил сумку из одной руки в другую, поднял руку со скипетром стражник на площади и дунул в свисток, и вдали отозвалась, завыла труба, по всему городу перекликнулись часовые, стрелка звездного циферблата в разрыве туч скакнула на следующее деление, заплясал в подвале безумный директор, а выше, на трубах и шпилях города, зажглись рубиновые огни, предостерегая от чего-то влажную черноту.

— Скажите, пожалуйста, где выбирают королев?

— Эт-та, пардон, я не поэл.

— Простите, я не поняла.

— Чет-та я тут недопоэл.

— Простите.

— Пардон.

— Добрый вечер! Можно спросить?

— Спроси, бэби.

— Где выбирают королев?