Горы слагаются из песчинок - страница 33

Правда, она и тогда не была совсем одинока. Рядом находился надежный, уверенный человек, на которого — Мать, конечно, догадывалась об этом, не могла не догадываться — она может опереться. В его сочувствии можно было почерпнуть силы, так же как позднее в единомыслии, в общих заботах, в любви. Только Подросток, несамостоятельный и ранимый, не может прибавить ей сил и, наверное, долго еще не сможет. Он еще не встал на ноги. За себя-то не постоит. Сам покоя не знает. Скрывать это от Матери, обольщать ее и любить — вот пока все, что он в силах для нее сделать, не более. И еще работать. Работать он может сколько угодно — это гораздо легче, чем вечно быть под чьей-то опекой. Вот только оставили бы его в покое.

Только бы оставили!

Стоит Шефу появиться в дверях своей конуры, как рука, в которой Подросток держит инструмент, нервно сжимается. Движения делаются конвульсивными, кисти и локти деревенеют, перед глазами вспыхивают красные круги. Он чувствует, как в спину острогой вонзается взгляд Шишака.

Едва Шеф замирает в дверях, те трое сбиваются в кучу. Потом во весь рост поднимается Шишак, точно огромный и грозный перст, указующий на него, Петера Амбруша, — незвано-непрошеного чужака, предателя их оборонительного союза. Шеф, видя, как неуклюже работает Подросток, с сожалением отмечает про себя, что при всем желании не может похвалить его ни полсловом. Не Петера Амбруша — ученика-ремесленника, а Петера Амбруша — сына судьи, который некогда оказал Шефу неоценимую услугу, за что, как не устает он повторять, не расплатиться ему по гроб жизни. И раздраженный Шеф поворачивает было назад. Но взгляд его падает на бездельничающего Шишака. Тот замер на месте, точно напрашиваясь на скандал или хотя бы мелкую придирку.

Шеф рад воспользоваться подвернувшимся случаем.

— Господин Шишак, не предложить ли вам свои услуги вашему родному городу в качестве придорожного распятия? — вещает он елейным голосом, будто и впрямь дает добрый совет человеку, к которому питает величайшую благосклонность. Или говорит что-нибудь подобное, тем же снисходительным тоном, и мастерская взрывается хохотом.

При этом уши горят не у Шишака, а всегда у него, у Подростка.

Ненавидящий взгляд, железным когтем впивающийся в спину, достает до печенки. Он вынужден бросить инструмент и бежать из цеха — искать облегчения в расположенной в глубине двора деревянной будке.

Смех за спиной превращается в дикий хохот, который, накатывая волнами, точно подталкивает его в спину, в плечи, в затылок.

— Стоит ему старика увидеть! И готов! Ой, умора…

— Бог ты мой! Из чего они только вылеплены, эти нежные барчуки?

— Не хотел бы я оказаться в его шкуре, хоть полцарства мне отвали. Клянусь, не хотел бы. Ну, трусишка…

А Шишак молчит, он шуточек в адрес Подростка не отпускает и не оговаривает его, как все. Он только ухмыляется с довольным видом. Двое других покатываются со смеху. Шишак — никогда. Точно так же и Мастер, который давно уже о чем-то догадывается, чует: тут что-то нечисто. И ждет, наблюдает. Если нужен помощник, он требует непременно Подростка, хотя рабочие над этим уже посмеиваются. Поведение Мастера забавляет их, но ему никто не мешает. Мастер в последнее время стал незаметно приглядывать за Шишаком.

И храбрец повел себя осмотрительней. Как-никак он на последнем году, есть что терять в отличие от остальных. Не нравятся ему отношения Мастера с Подростком, их странное, почти без слов, взаимопонимание. Мастеру достаточно показать глазами, и Подросток уже знает, какая следует операция и какой подать инструмент. В этих глазах можно прочесть и другое: тревогу за Подростка, хотя Мастер его ни о чем не расспрашивает, просто держит поближе к себе, учит, защищает, насколько возможно. После Отца Мастер и дядя Дюрка — самые лучшие люди на свете. Одно плохо — что их мало таких… очень мало. Ему, как ни кинь, еще повезло. Разве это не везение — сразу трое прекрасных людей, которые чуть ли не из рук в руки передают его друг другу. Это не пустяки!

Но все же Отец был из них самый лучший. В этом можно не сомневаться. Вот только мерить себя его мерками Подросток не может. Где ему! Укрываться от непогоды под колоннами высоченной колокольни — дело разумное, а крутить шеей, пяля глаза на ее верхушку, глупо…