Горячие сердца - страница 28

стр.

— Нет. В последнее время они стали такими скучными. К тому же они все слишком шумят. Все время вопли, крики, обвинения… Просто невозможно слушать!

Мими насторожилась. Бабушка как будто чувствовала себя нормально. Никаких следов недомогания, оставшегося после перенесенного зимой гриппа, никакой слабости. Взгляд ясный, улыбка бодрая и открытая.

— У тебя и вправду все в порядке?

— Давно не чувствовала себя лучше. Принеси мою книгу. Кажется, она на кухне. Хочу почитать. Все утро я буду читать тихо, как мышка. А ты лучше поспи. Отдохни немного.

— Поспать? — Мими обернулась. — Но зачем?

— Потому что Гибсон Сент-Джеймс не тот человек, который проводит ночь с женщиной и дает ей выспаться.

— Господи, бабушка, как ты могла подумать такое?

— Сегодня утром мне позвонили уже трое. — Она зачерпнула ложкой земляничного варенья. — Твоей репутации конец.

Глава десятая

Прошло три недели.

В два часа дня посетители потянулись к выходу. Пора было возвращаться на работу: кому на ферму, кому в школу, кому в офис, а кому снова в дорогу. Мими заварила чашку крепкого кофе и, с разрешения Бориса, устроилась за дальним столом, со вздохом облегчения скинув туфли и прижав горящие от усталости ступни к прохладной батарее.

Веселый звон дверного колокольчика возвестил о появлении нового клиента. Мими поспешно сунула ноги в туфли, но не успела встать, как невысокий светловолосый незнакомец в джинсах и фланелевой рубашке уже подошел к ней и протянул руку.

— Нет, нет, пожалуйста, сидите, — запротестовал он. Мужчина говорил с сильным акцентом. Светлые глаза были полны печали. — Это вы — Мими Пикфорд?

— Да, — недоверчиво произнесла Мими. — А вы кто?

— Меня зовут Арно Швайрон, — он протянул ей руку. — Вы ведь подруга мистера Сент-Джеймса, да?

Мими терялась в догадках. Кто он: репортер, страховой агент, торговец недвижимостью, служащий банка, собирает слушателей на очередную лекцию или вручает награды?

— Да, я его подруга. В некотором смысле. Что вы хотели?

— Могу я присесть?

— Это свободная страна. — Она пожала плечами.

Борис вышел из кухни. Македонец принялся протирать кофеварку, хотя уже проделал эту операцию минут десять назад. Он не спускал глаз со своей официантки.

Зная, что она под защитой, Мими вновь обратилась к посетителю:

— Я могу вам чем-то помочь?

— Я бы хотел передать через вас послание мистеру Сент-Джеймсу.

— Почему бы вам не поговорить с ним лично?

— Я неоднократно пытался. Но он так и не захотел встретиться со мной.

— Возможно, его не интересует то, что вы собираетесь сказать, — заметила Мими. — Вы, часом, не репортер?

— Я? Что вы, нет.

— Вас прислал губернатор?

— Нет, нет. Я поденщик с молочной фермы Смита.

Вот оно что. Наверное, пришел за ссудой. Таких здесь было немало. У Гибсона была репутация героя, а эти люди почему-то считали, что слава непременно приносит богатство. Гибсон в этом смысле проявлял мягкость: его чековая книжка всегда была наготове. И хотя он резко обрывал все слезливые истории на полуслове, немного шокируя просителей, они неизменно уходили от него довольными.

Однако Борис не потерпит, чтобы к ней приходили в рабочее время.

— У меня много дел, так что, может быть, вы напишете ему письмо или сходите домой?

Арно схватил ее руку. В другое время Мими бы испугалась, но его глаза были наполнены такой глубокой тоской, что она невольно почувствовала сострадание.

— Я послал уже много писем — их все вернули мне нераспечатанными. Я звонил домой и оставлял послания на автоответчике.

— Значит, он не хочет говорить с вами. — Она высвободила руку и поднялась из-за стола. — А если Гибсон что-то решил, его не удастся переубедить, тем более мне.

— Но вы должны помочь мне! Он спас моего ребенка!

Борис уже шарил под кассой, где в коробке из-под сигар держал пистолет, но Мими показала ему знаком, что все в порядке.

— Мистер Швайрон, так это вашего ребенка он вынес тогда из огня?

— Да, он спас маленького Джастина.

— Тогда почему у вас такой…

— Несчастный вид? Да, я несчастен: я вновь обрел сына, но потерял жену. Очень тяжело носить в себе два таких разных чувства. Радость, что твой сын жив, и горе оттого, что потерял любимую.