Горящее небо - страница 20

стр.

— Не стоит, — покачал головой сотник. — Они стоят кругом нас… они ждут и наслаждаются каждым моментом…

— Откуда в них это? Откуда в нас это?.. Я пойду… Пойду к себе… Но перед этим я хочу тебя просить об одном одолжении лично для меня. Мы с тобой иногда понимаем друг друга, потому я и позволяю себе говорить тебе то, что не сказал бы никому… В себе держать нет сил, а сказать могу только тебе…

— Я чувствую то же, прокуратор, — тихо ответил сот ник. — И даже более того… И поверь — мне это так же мучительно. И всё же я надеюсь, что мы убиваем невинного безумца. Доброго, непонятного, мудрого… безумца… Нет! Он — несчастный, виновный только в том, что безумен…

— Я хочу попросить тебя вот о чём… Нет нужды мучить несчастного столь долгой и мучительной казнью… Не буду скрывать: он понравился мне. Я ещё не встречал таких людей. Я ничего не смог для него сделать… Это тоже не искупит, но… Вот, возьми. В этом перстне — яд. Мой яд. Когда-то давно я приказал изготовить для себя хороший, быстродействующий и безболезненный яд. На тот случай, если… Отдай ему. Нет, он не примет… Плесни его в воду и дай ему незаметно… Это всё, что я могу для него сделать…

— Не надо, — сказал Петроний отрешенно. — Он хотел умереть на кресте… Этот скиталец, ничего не имевший в своей жизни… ничего, кроме своего счастья и своей любви… Он даже умереть должен там, где предназначено…

— Он и умрёт на кресте, — ответил Пилат, вкладывая в руки сотника тяжелый перстень. — А о его похоронах я позабочусь. У меня есть человек, который обязан мне… Я прикажу, и он все устроит. Он достаточно богат, чтобы оказать ему достойные почести… А я даже своё отношение к нему не могу выразить открыто! Проклятый город! Проклятый день!.. Все смешалось… как все смешалось… Иди же! Иди!.. Я буду ждать твоих известий… Иди…

* * *

…основание креста бороздило землю. Истерзанное, разорванное тело Проповедника прикрывали подаренные Иродом одежды, а босые ступни оставляли на камнях кровавые следы. Идущие спереди и сзади солдаты щитами отталкивали людей, желавших бросить камень или плюнуть в осуждённого. Особо ретивых, бросающих камни из-за спин зевак, воины доставали концами длинных, двухметровых копий… Но и это не было милосердием. Осуждённого требовалось предать смерти через распятие, доведя его до места казни живым. Точно брошенный камень, способный убить проповедника, грозил смертью и солдатам, не выполнившим приказ. Римская военная дисциплина отличалась особой суровостью, и смертью карались проступки куда менее значительные, чем невыполнение приказа, будь то смерть осуждённого от случайно попавшего в него камня, его бегство, или похищение его тела.

С каждым шагом все больше сгибался под тяжестью креста измученный Проповедник. С каждым шагом все больше бледнело и запекалось маской лицо следовавшего рядом с ним сотника. Казалось, эти двое уже не видят, куда идут, и не слышат гула окружающей их толпы. Пронзительный и горящий взгляд сотника застыл на покрытой ссадинами и кровоподтёками руке Проповедника. Он словно впитывал в себя каждый шаг, каждый вздох, каждое движение на этом последнем пути. Невольно клонился он к земле вместе с Ним, и такие же крупные капли пота скатывались по его вискам на землю. Только его пот не был окрашен в пурпур кровью…

Они вздрогнули одновременно, когда брошенный чьей-то точной рукой камень попал в кровоточащий бок Пророка. И словно исчез кем-то заданный ритм трагично-завораживающего шествия. Прежде чем зашатавшийся Проповедник опустился на колени, давимый своей многопудовой ношей, сотник уже бросился в толпу, расталкивая зазевавшихся ударами локтей. Острый взгляд воина безошибочно отыскал перепуганное лицо, и мощные, привыкшие к физическим упражнениям руки сдавили плечи землепашца.

— Ты… Ты… — прохрипел сотник, встряхивая трясущегося от ужаса человека словно соломенную куклу. — Ты… Иди!

Не обращая внимания на недовольный рокот толпы, он выволок землепашца в составленный солдатами круг и толкнул к лежавшему на плечах Проповедника кресту так, что тот едва не растянулся на острых камнях рядом с осуждённым.