Gosick: Red - страница 14
— Но я предполагаю, что душевные травмы мало чем отличаются от физических страданий. Построенный на этой догадке тип лечения я называл… психоанализ. Я вижу, вы люди образованные. Не хотите кое-что попробовать? — У Брайда явно были большие планы на гостей. — Понимаете, человеческий разум — это такая же физическая вещь, как резина. Его можно растянуть во всех четырёх направлениях. — Улыбка внезапно покинула его лицо. — Поступим так, вы сейчас ляжете на диван, а ваш итальянский друг сядет в кресло рядом.
Репортёр с фотографом так и поступили. Затем каждый из них выпил по чашечке чая.
— Что ж, господин Кадзуя, давайте сперва поговорим о вашем детстве…
Голос доктора ощущался всё тяжелее и тяжелее. Руки у Кадзуи немели, глаза закрывались. Он стал подобен кукле.
— Увольте, господа. О том, как вы сюда прибыли через шторм и грозы расскажите потом. Простите, на чём я там остановился? Ах, да… Теперь… Поведайте мне всё, что вы знаете о «программе Гувера», подконтрольной Федеральному бюро расследований…
Часть 3
Через полтора часа солнце начало заходить. Зимние дни проходят быстро. Выходя из здания Кадзуя устало протирал глаза, уместив в корзинку велосипеда сладости с фотоаппаратом.
— Голова раскалывается…
— Не у тебя одного, Ник, не у тебя одного…
— Чай, которым он нас напоил, на вкус как рагу с сардинами. Та ещё дрянь!
Два журналиста в полумёртвом состоянии двигались к южным рубежам, пробираясь через Китайский квартал.
— Как быстро ты тогда отрубился, Кудзё? Сразу же?
— Ага… Наверное, больше в жизни к чаю не притронусь. Я вообще перестал слышать этого Брайда с его рассказами о психиатрии и войне.
Кадзуя направился домой в сторону Бруклина через Манхеттен. Он ехал вслед за водителем, включившим поворотник. Все спешили.
— Я же рассказывал, что хоть и итальянец, но все связи с мафией оборвал?
— Рассказывал. Ещё утром.
— Когда-то я хотел стать частью мафии, но потом увидел, что стало с одним очень близким для меня человеком, который вошёл в такую организацию, и отступил. На самом деле я стал фотографом потому…
— Какой бы путь ты не выбрал, Ник, у такого человека как ты всё полу…
— Потому что с детства у меня проявилась тяга к огнестрельному оружию. И когда я фотографирую людей, то представляю, будто бы стреляю в них из пистолета.
— …чится. Стоп! Ты шутишь?
— Тут не особо и шутить получается. Я прошёл через три мафиозные семьи. Это страшно. Особенно когда видишь, в какую сторону развернулась судьба людей, живших с тобой под одной крышей. Моего друга звали Карлос Коппо. Мы выросли вместе. Но, признаться, с давних пор не пересекаемся.
— Карлос Коппо? — Зрачки у Кадзуи расширились. — Не хочу тебя напрасно обнадёживать, но, похоже, он четыре раза появлялся в субботнем шоу «Мир мафии», если у меня всё хорошо с памятью.
— Реально?.. Ну и даёт! Год назад он прислал мне письмо, хвастался уважением в бандитских рядах и новым доставшимся ему пулемётом. Конструкторами этого пулемёта стали двое студентов-физиков, итальянского происхождения. Собрали, как говорят, «совершенно случайно». На вид он совсем крошечный, но, когда выяснилась его способность выпускать очередь по двадцать снарядов в секунду, каждый из которых способен прострелить человека насквозь, заказчики навалились точно пламя по лесу прошлось.
— Ты все тайны мафии хочешь мне выболтать?
— У меня с тех времён дома завалялся один пистолет даже! Круто, правда ведь? — Крикнул Ник в сторону пересекающей мост толпы.
Ночь покрывает Нью-Йорк. Издалека отсюда виднеется статуя Свободы. Проехав меж городских высоток, Кадзуя возвращается в ветхий захудалый квартал и останавливается около площади европейского вида у четырнадцатого дома. На последней из десяти каменных ступенек, свернувшись калачиком, сидела девушка.
— Ви…
Серебряные пряди подымались зимним бризом, тёмная сетчатая вуаль затмевала глаза, а возле веточки лаванды на туфлях с каблуком нашёл себе место лунный свет.
— Что случилось?
Волей-неволей Кадзуе пришлось замедлить шаг.
— Просто не знаю, что же мне делать. Казалось, я, наконец, нашла милое моему сердцу место. — Хмуро ответила Викторика.