Gosick: Red - страница 6

Эти кексы, что ты принёс, они оттуда? Взгляни на них, а потом на себя и сравни, кто выглядит ярче и привлекательнее. Я уже не говорю о пятнах на брюках, которые ты, между прочим, в этом смысле бездарь, простирываешь пять раз на дню, а с твоей работой когда-нибудь я перепутаю их с кровью. Кудзё! Не слишком ли ты хилый для такой работы?

— Пятна?!.. Точно! Я и забыл! Если не почистить их сейчас, к вечеру уже бесполезно. У меня ведь всего две пары на выход! Ты гений, Викторика!

— Господи, кому я говорю…

Кадзуя был не из медлительных. Викторике оставалось лишь замолкнуть, понурив холодный взгляд в омрачении. Друг её склонил голову и подмигнул.

— Хотел порадовать тебя гостинцем, обзавёлся выпечной на любой вкус. Этакое внезапное приложение к нашему труду. Лимонный кекс, моккачино, ваниль. Был ещё фисташковый, но, признаюсь, выглядел он на любителя.

— Так неси их все сюда!

— Угу, ноги в землю и пошёл. Тебе самой расхаживаться нужно. — Но Кадзуя понимал, его слова ни к чему не приведут, покорно наклонившись он отдал Викторике сумку.

Комнату разразило попеременное с разговором чавканье. «Снова балуется», –

решил Кадзуя, держа наготове носовой платок. Викторика безустанно пожинала кексы, и число тех неумолимо стремилось к нулю.

— Впредь земля делиться на два мира. — Обратилась к Кадзуе Викторика, доедая последнюю сладость.

— Что ты там говоришь? — Отозвался он с кухни, доставая бирюзовый чайный сервиз.

— Есть мир дня, есть мир ночи. Но за каждым стоит политика, деньги, классы, сообщества. Мафия на них и зиждиться.

— Будешь чаю?

— Благодарю. Ай… горячеватый. — Викторика малость с опаской коснулась чашки. — Так о чём это я? Есть мир старой эмиграции и мир новой эмиграции, ветром войны принесённый. Противоречий им не избежать.

— Я наверняка сам пожалею о сказанном, но… Неужто ли все не угомонятся ещё долго?

— Долго. Наука, называемая историей, простирается дальше китайской Хуанхэ, дальше индийского Ганга. Безусловно, и той реки, которую ты пересекаешь изо дня в день на пути ко мне. — Сделав глоток, довольная Викторика успокоилась и покраснела. В глазах её забегали искорки, словно отсветы болотной глади.

— Мне бы в офис вернуться…

— Я не договорила. Молчи и слушай.

— Прости, от твоего настроения мой график не зависит.

— Ты же пообедать собирался!

— Затянулся обед. Викторика, ты не маленькое дитя, соберись. Я погляжу, в компании трёх кавалеров на радио тебе куда интереснее жить.

Камин потрескивал, не впуская уличный холод. Кадзуя смерился с тем, что Викторика его не отпустит.

— Послушай! Просторы, открывающиеся нам, не за пару дней отстроили. Всё началось с пуритан, иноверцев, ищущих спасения.

— И?

— Как итог двух мировых войн, континент наводнили «синие воротнички»,^>* живущие без дисциплины и строгих порядков. Ирландцы, евреи, русские, итальянцы, подобные Нику. Заметь, от родной культуры они не отказались, а решили продавить Нью-Йорк под свои ценности. Бруклин держит еврейская диаспора.

— Угу, вроде бы два района одного города, Маленькая Италия и Бруклин, но настолько разные…

— Тебя не учили слушать молча?

— Прошу прощения…

— И тогда засилье пуритан в правящей верхушке выразило ноту протеста. Переселенцев это не колыхало. Они пили, гуляли и прелюбодействовали! Пока в силу не вступил печально известный сухой закон.

— Про него-то я знаю…

— Выражусь так, он оказался контрпродуктивным. — Викторика пропустила слова Кадзуи мимо ушей. — Выяснилось, ни что не остановит человека, когда тот захочет напиться. Противники решения ответили законодателям дружным запоем. Тогда у мафии и начались золотые деньки.

— И?

— Образовалась преступная картель. Ирландцы производят крепкий виски, евреи занялись пивом. Но обе конторы не идут в сравнение с итальянским делом. С их винными погребами. Правда, догмы, действующие с древнейших времён, сухой закон отменить не в силах. За жаждой следует грех, за грехом следует убийство, за убийством следует месть, за местью следует… убийство. Порочный круг. Рассматривая иначе, следует начать с вопроса, а кому нужен мир, предлагаемый теми же пуританами? «О, дивный новый мир!». Молодёжь взволновалась первой: «Какой там Кельвин? Вы о чём?». Глупо и предсказуемо… Ах!