Gosick: Red - страница 7
Викторика внезапно зависла на стуле без движений.
— Викторика?
— Ах, снова скучно стало… развесели меня как-нибудь. Подохнуть от скуки — трагичная участь.
— Умереть так, не воспитав в себе нравственные принципы, поистине ужасно. Я буду крайне сожалеть о твоей кончине! В офисе! Я опаздываю!
Так легко Викторика сдавать позиции не собиралась.
— Разве тебе не скучно жить? Может, потанцуем?
— В… В каком смысле?
— Ну, я кое-что придумала.
Эти двое смотрят друг на друга в умилении, хотя желания их прямо противоположны.
— О, нет уж. Не как в прошлый раз. Ты ведь помнишь? Предлагаю поступить иначе.
— Всегда помню. Предложение принимается. Рассказывай.
— Ты поможешь мне с работой, а отдамся тебе в увеселение. Случай интересный, не хочешь узнать? Вчера вечером я брал интервью с места убийства банкира на Уолл-стрит. Интригующе?
— Не особо, но за неимением альтернатив… Слушаю.
Викторика развернулась к окну, и, всматриваясь в прохожих, приложила ко рту трубку. Треск камина, хруст книжных страничек. Атмосфера завораживала.
— Банкир работал по совести… И вот, однажды, перепутал цифру в декларации, подставил клиента, осознал ошибку, не на шутку перепугался, закрылся в кабинете и прострелил голову пистолетом.
— Прострелил голову?
— Он застрелился ориентировочно во второй половине дня, во время обеда, а незадолго до самоубийства ходил на сторону к секретарше, от которой получил от ворот поворот. В полицейских сводках значиться, что смерть наступила во время обеденного перерыва. Но коллега убитого, работающий по соседству, услышал не один, а два выстрела.
— Пока никаких преступных связей не прослеживается.
— Одновременно в приёмной находят завещание. По словам секретарши, в тот день она видела мужчину, старательно скрывающего лицо. Графологи не смогли определить подлинность завещания. Оно было напечатано, а не написано. До работы банкиром убитого отчислили из престижного университета в Гринвич-Виллидж>*, он, в добавок ко всему, монах-расстрига, работая, трудился в поте лица. Родился и вырос в неблагополучном районе Бронкса>*, по первому образованию машинист. Мне об этом сестра рассказала, она пересекалась с убитым по работе.
— Рассказала в таких подробностях?
— Часть ищу сам. Я ещё не прошёл испытательный срок, пытаюсь разузнать каждую деталь. Полиция сочла самоубийство ложным. До трагедии у банкира был конфликт с работодателем. Лучше бы разобраться с этим делом до окончания судебного процесса. Обвинение настаивает на вине работодателя, мнения присяжных заседателей разнятся. Женщины говорят, что нужно проверить слова секретарши, а мужчины, что виновен кто-то из ближних к убитому.
— На чём порешали-то?
— Свидетели в унисон доказывают честность секретарши.
— Честность? Бездари не могут отличить суд от лестничной клетки? Однако… самоубийство не подстроено.
— К-как не подстроено? — Кадзуя изменился в лице.
— Опять забил себе уши печеньем с предсказаниями, возвращаясь из Китайского квартала? — Викторика улыбнулась, скучающе глядя в пустоту, но улыбка её была едва ли заметна. Глаза просияли, серебряные волосы замерцали. — Частицы хаоса сложились воедино. Я внемлю источнику мудрости. Банкир правда застрелился. — Кадзуя пристыл к полу. Викторика косо взглянула на него, посасывая трубку. — Кудзё, ты не всё рассказал…
— Я рассказал всё, что знаю. — Кадзуя ответил ей словами скептика, но Викторика без спешки расставляла все точки над «и».
— А я ведь лишь сейчас поняла, что ты съел один из двадцати моих кексов по дороге домой!
— И ничего страшного, это не уголовное преступление!
— Конечно, не уголовное, так, слегка подсудное.
— Не пройдёт и дня, как ты что-нибудь с меня спросишь!
— Спрошу и сегодня. Ты, уподобившись не шибко умной свинье, украл у меня черничный кекс. Между прочим, вкуснейший из когда-либо мной удивленных.
— А чего ж ты раньше молчала?
— Изначально я и не хотела говорить вообще.
— Возможно, я и «не шибко умный», а игру твою понять сумею. Первое, что ты придумала, и сразу невпопад. Глянула на синие шторы и сравнила по цвету с черникой. Версию с самоубийством ты выдвинула по схожему принципу?