Господин К. на воле - страница 12

В какой-то момент из-за этой горячей, жирной, зловонной завесы появился Ребенок со стаканом в руках. Козеф Й. от изумления выронил из рук несколько посудин, а потом и вовсе замер. Удивительным образом транспортерная лента тоже притормозила. Ребенок подошел к Козефу Й. и протянул ему стакан. В стакане была белая жидкость. «Верно, молоко», — подумал Козеф Й.

— Пожалуйста, — сказал Ребенок.

— Спасибо, — сказал Козеф Й. Выпил залпом и одобрил: — Вкусно.

— Хотите еще? — спросил Ребенок.

— Попозже, — сказал Козеф Й.

Когда они со всем управились, Розетта распахнула все окна на кухне. Снаружи веял ветер, несколько более щадящий, чем в воскресенье. Солнце шло к закату. Половина неба очистилась. Другую половину по-прежнему закрывали рваные темные тучи. Козеф Й. с силой вдохнул в грудь воздух, прямо-таки душистый от растущих рядом тополей.

Женщина принесла хлеба, мяса и вина. Козеф Й. подумал, усаживаясь за деревянный стол, что принесенная Розеттой еда служит сразу и обедом, и ужином. Единственное, что начинало его раздражать, с тех пор как он получил свободу, была эта непредсказуемость в дневном распорядке кормежек.

Он не помнил уже, когда в последний раз видел вино и тем более когда в последний раз его пил.

Вероятно, женщина решила его побаловать.

— И что теперь? — спросила Розетта, усаживаясь за стол, чтобы смотреть, как он ест.

— Как что? — в замешательстве вздрогнул Козеф Й.

— Ну, куда вы пойдете? — уточнила она.

— А! В город, — сказал Козеф Й.

— И когда же? — спросила она.

— Завтра, — отвечал он. И прибавил: — Завтра выдадут одежу.

— А-а, — сказала она и смолкла.

Ему чрезвычайно нравилось есть под ее взглядом. Он пригубил вино, еще и еще раз, и сказал:

— Доброе вино.

— Красное, — откликнулась она.

Он разделался с хлебом и мясом, и теперь ему хотелось растянуть на подольше стакан с красным вином. «Толстушка, но хороша», — вдруг подумалось Козефу Й. Он тут же покраснел от стыда и опустил глаза, надеясь, что так Розетте не удастся расшифровать его мысль. Но женщина откликнулась, как будто тут же услышала его слова:

— Меня просто разносит вширь от этого пара.

Козеф Й. ужасно сконфузился. У него было ощущение, что его поймали с поличным, что его застигли на самом что ни на есть постыдном поступке и ему уже никогда не отмыться от позора.

— Нет-нет, я не это хотел сказать, — пролепетал он.

— Что-что? — спросила она с изумлением.

— Я не это хотел сказать. Очень вас прошу… прошу меня простить! — с трудом заключил он, поднимая глаза, чтобы увидеть, какие у него есть шансы быть прощенным. Но Розетта была так ошарашена, что Козеф Й. не знал, что и думать. С минуту они молча смотрели друг на друга в полной растерянности.

— Пойду закрывать, — сказала она, и Козеф Й. с облегчением перевел дух, без малейшего желания узнать, что именно женщина собиралась закрывать.

Он направился к малым воротам, гадая, горят там фонари или нет. Он не слышал, чтобы за ним следом кто-то шел. Вечер был бесконечно тихим и молчащим. Ветер как-то разом стих. Тучи застопорились на небе, а солнце замерло, чуть выступая над линией горизонта, — только с тем, чтобы распространить слабый и мягкий свет. Тополиные листья словно бы прихватил морозец, так они были бездвижны.

Не было слышно даже стука башмаков по гравию аллеи. Щелкни кто-нибудь пальцами или хлопни в ладоши, и тогда, наверное, это не произвело бы звука.

Козеф Й. испытывал своего рода блаженство. Ему никуда не надо было торопиться, и у него не было никаких забот. Тишина внедрилась в самую глубь его мозга. Он издалека увидел два мерцающих огонька, и его пронизала дрожь. Фонари горели. Вероятно, в чьи-то обязанности входило зажигать их из вечера в вечер. «Интересно для кого?» — не смог он подавить в себе вопрос. И сам же ответил себе: «Какая разница?» Важно было одно: два живых огонька светились по обе стороны ворот, предназначение которых так и оставалось ему неизвестным. Или, может быть, он, Козеф Й., просто не мог пока представить, на что нужны так называемые малые ворота.

По мере того как он к ним приближался, зрелище все больше и больше его зачаровывало. Лучи, исходящие из центра двух сфер, окрашивали сумерки самым теплым и призывным образом, распространяя это ощущение далеко вокруг, как будто все небо взяло взаймы свет у тюремных фонарей. Козеф Й. замедлил шаг, окончательно поглощенный чудной феерией.