Госпожа Тишина - страница 7
– Да… ах да… ведь я же помню… – с грустью прошептал глава рода.
Мэйко присела возле ребенка, протерла ладонью лоб, причесала пальцами остриженные возле ушей черные волосы. Она могла бы их отпустить, девочкой имела пышную и густую гриву – но ее профессия слишком часто вынуждала копаться в крови, экскрементах, человеческих внутренностях. Длинные волосы лишь мешали.
Наследник пошевелился, кашлянул, по его щеке скатилась капелька желтой слюны. Мэйко вытерла ее и снова измерила ладонью температуру ребенка.
Было лучше, значительно лучше!
Мальчик неожиданно открыл глаза.
– Па… папа! Господин Кицунэ? О, госпожа Мэйко, – прошептал он, – я скучал по вам!
– Да, я рядом, молодой господин, – улыбнулась девушка. – Ты спал!
– А… а самураи уже уехали?
– Нет, – ответил, внезапно воспрянув, господин Фукуро. – Отправляются только завтра!
– Хорошо, – сказал мальчик и попытался сесть. Кицунэ помог ему в этом. – Очень хотелось бы увидеть знаменосцев и штандарты.
– Увидишь, конечно, молодой господин, – улыбнулась Мэйко. Кризис, судя по всему, миновал столь же быстро, как и возник. – Как ты сейчас себя чувствуешь?
– У меня болят живот и мышцы… и еще я голоден.
Голод, боль в животе и мышцах. Новые симптомы! Да что ж это за проклятая болезнь, где постоянно меняются правила игры?!
– И еще у меня был сон… – добавил мальчик.
– Сон?
– Да.
– А что тебе снилось, молодой господин? – спросила Мэйко.
Мальчик покачал головой.
– Мне снились воробьи, – ответил он, – и змеи.
– Был ли это хороший сон, господин? – спросил на этот раз уже Кицунэ.
– О нет, господин Хаяи… это был очень, очень дурной сон…
Если самурай был подобен мечу, то призывные асигару были подобны стеблям бамбука. Поодиночке хрупкие, легко рубящиеся, гнущиеся и ломающиеся, они все же могли, будучи связаны вместе, составить нешуточное препятствие даже для отличного меча, стать труднопреодолимым барьером.
Именно так рассматривал своих солдат господин Кицунэ. Стоящие перед ним асигару в соломенных шляпах, вооруженные копьями яри, в одиночку не представляли угрозы для любого воина. Да, они сражались смело, а некоторые даже неплохо управлялись с оружием, но лишь группой составляли силу, с которой вынужден был считаться противник.
– Сенши! – крикнул он с высоты своего седла. – Воины! Держать строй!
– Есть! – отозвались воины, крепче сжимая древки своих копий.
Хаяи дернул поводья, посылая своего коня в галоп. Тот помчался вдоль строя, а командир обнажил меч и плашмя постукивал им на скаку по наконечникам яри, оценивая, не пятится ли кто-то из мужчин или, напротив, не рвется ли слишком сильно в бой. Именно этот строй, идеально ровная стена выставленных перед собой копий под названием Киба но кабэ, Стена Клыков, и являлся основным и лучшим способом использования в бою подобных отрядов.
Командир вновь потянул поводья, развернув коня так, что сухая пыль ударила из-под копыт, и еще раз проехал вдоль строя, чтоб потом немного от него отдалиться.
Асигару так и стояли с выставленными перед собой копьями. Наконечники блестели на утреннем солнце, пыль чуть припорошила панцири. Стена Клыков была неколебима.
Кицунэ подъехал к ожидающим его на другой стороне плаца конным самураям. Мужчины в голубых доспехах были в полной готовности. Двадцать кавалеристов с обнаженными катанами ждали лишь приказа.
– Нагата! – прокричал Хаяи. – В атаку! Смерть!
Ему ответил крик, полный ярости; самураи рванули поводья, пуская коней в галоп, устремились к строю асигару.
Те стояли неколебимо.
«Не подведите меня, – думал Кицунэ. – Не подведите меня, воины!»
Дистанция между отрядами неуклонно сокращалась. Кони летели вскачь, самураи визжали, размахивая катанами, их лезвия чертили в воздухе светлые молнии.
Асигару стояли на месте, словно настоящая стена.
Кицунэ уже практически видел белки глаз солдат, был уверен в том, что они не побегут, не отступят ни на шаг. Будут стоять на месте, готовые принять на себя атаку противника.
Он натянул поводья и остановил коня. Жеребец зарылся копытами в почву, как и кони остальных самураев. Они остановились перед самой шеренгой, почти касающейся остриями копий их доспехов.