Гости из будущего - страница 11

- Нет, Салазар, мне не помогут настойки и порошки... Мне можешь помочь только ты, - она положила свои руки ко мне на грудь, начала медленно расшнуровывать рубашку. Мои руки остановили ее, мой голос произнес: "не сейчас"... и все это практически без участия меня самого. Тело само сделало выбор между желанием, которое уже просыпалось где-то внутри, и честью, которая всегда оставалась при мне.

- Но...

- Послушай, девочка, - я говорил как умудренный опытом старик, не подбирая слова, а находя их без особой сложности. - Ты самый прекрасный цветок, который я когда-либо видел. Мне не хочется срезать его слишком рано. Все это случится в свое время, не здесь и не так. Пойми, я не сторонюсь тебя и все еще считаю своей невестой, но...

Она разрыдалась, упав на мою грудь. Кажется, этот безумный поступок дался ей с великим трудом, а теперь все силы разом оставили ее.

- Хелена, Хелена...

Я пытался достучаться до ее разума, обнял и обнаружил, что шорох ткани, который послышался в самом начале разговора - это было не простое движение.

Сами собой руки мои скользнули ниже, осязая милые формы, потом выше, и сильнее прижимая трясущуюся в рыданиях девушку. Я и не заметил, когда слезы ее прекратились, а дрожь стала мельче, дыхание стало сипловатым и нервным. В это мгновение стало понятно нам обоим - еще немного и ничего нельзя будет остановить. Собравшись с силами, я отошел от Хелены, нащупал на полу накидку и опустил ее на плечи девушки.

Она молчала. Взгляд ощутимо прожигал мрак, разделяющий нас и доставлял мне непонятные ощущения - разочарование и гордость, знание того, что все сделано правильно и болезненное чувство упущенного момента.

- Прости. Слишком многое случилось за последнее время, мне нужно кое в чем разобраться... а потом, все ночи и все дни своей жизни я разделю с тобой... обещаю.

Это заведомо лживое обещание далось мне отчего-то легко. Хелена все так же молча кивнула и быстро вышла из комнаты. А мое седце не покидала какая-то заноза, засевшая там в миг, когда мои руки касались ее тела. Будто это уже было, ни раз и ни два. Но не со мной, не с Салазаром Северусом Слизерином. А с тем, кем я был раньше. Не в силах совладать с собой, я с приглушенным воплем кинулся на кровать. Что это? Оставь меня! Я устал! Дай хотя бы разобраться с тем, что происходит здесь и сейчас!

***

Утро начало уже пробиваться сквозь шторы, когда меня наконец накрыл долгожданный сон.

Я не успел решить, что я буду делать со всем, что сейчас навалилось на меня. Просто в мгновение перенесся куда-то, ощущая телом воздушную легкость и спокойствие, такое долгожданное и необходимое, что хотелось остаться здесь навсегда.

А где, собственно, "здесь"?

Я огляделся, выхватывая из мглистой пустоты образы разрушенного замка, выжженого леса, разломленного моста и людей. Я не знал никого из них, я пролетал мимо, чувствуя их горе, смешанное с радостью, отчаяние и ликование, грусть, безысходность и одновременно блаженство. Кто они, и что делают здесь? Чему радуются и о чем печалятся? Я не находил ответа в лицах и уносился вместе с ветром куда-то вглубь этого праздничного траура.

В конце своего пути я оказался в небольшой, чудом уцелевшей комнате подземелий замка. Тут стояло четыре кровати, а дальний угол был завален всевозможной мебелью, которой раньше, видимо, были обставлены апартаменты: столики и стулья, котлы, шкафы с разбитыми стеклами и прочий мусор. Все это создавало неуютную атмосферу распада и разрухи. Когда-то все эти вещи служили людям, а теперь их будто огромной метлой в порыве ярости сгребли в кучу. Меня всегда удивляло то, как люди бережно относятся к новым вещам до первого скола на кружке, до первой щербинки на ножке дивана... а потом, часто слышишь фразу "да, что ему сделается". И когда вещь полностью приходит в негодность, ее отправляют в отставку. У каждой вещи есть душа, как говаривала моя мама. Она часто находила на дорогах какой-нибудь колченогий стульчик и давала ему вторую жизнь, с помощью магии и своей фантазии превращая его в подставку для цветов или в домик для птиц.

А эти вещи долго верой и правдой служили обитателям замка. Это было видно по истертым столешницам и запылившимся стеклам; как печать оставались на предметах чувства и события многих поколений. Но так же ясно было и то, что хозяева не сами смели их в угол, это сделал кто-то другой, более жестокий и страшный. Он не жалел ни камни, ни дерево, ни души. Он был поглащен этим разрушением... Мне представилась эта картина так ясно, что в душе защемило.