Государевы драконы - страница 5
Государевы драконы были стройней и изящней и в целом больше похожи на змей, нежели драконы великого хана, от которых государевы некогда произошли. Они были черными, точно угри. Длинные морды, обрамленные грубыми волосьями, выглядели так, словно твари собирались вот-вот заговорить на каком-нибудь нубийском языке. Казалось, из пастей должны были вырваться не пламя и дым, но арабская речь.
Я уставился прямо в зрачки самому крупному. Нельзя опускать перед ними глаза, нельзя отводить взгляд, тем самым показывая страх. Ваш страх приводит их в возбуждение, потому что вы начинаете вести себя как добыча. Глаза дракона были темны, словно Крым зимой, мне начало казаться, будто я плавал в этих глазах. А потом стал тонуть. Я уходил все глубже и глубже и не мог перевести дух. И вот тут-то мне навстречу ринулось будущее. Сплошной огонь. Здания, охваченные пламенем. Россия горела. Санкт-Петербург и Москва обращались в пепел и золу. Золотые листы на башенках Аничкова дворца и Успенского собора скручивались от жара.
— Довольно! — сказал я, мысленно отстраняясь, выдергивая себя на поверхность, вырываясь из колдовских чар. — Твой животный магнетизм меня не обманет!
Дракон отвернулся и начал подбирать с пола остатки коровьих мозгов.
Я ошибался. От этих существ мне никакой подмоги не будет. Ну, значит, и я не стану им помогать.
Когда драконы наконец убрались, дракометр просигналил «все чисто», издав звук наподобие пения цикад. Бронштейн и Борух выбрались из убежища под утреннее небо, в котором еще висела тяжелая пелена драконьего дыма. Щурясь и кашляя, они кивали своим соплеменникам, вылезавшим из таких же нор, — воспаленные глаза, покрытые копотью лица.
Никто особо не улыбался. Все остались живы и здоровы, но их дома были сожжены, все дела пошли кувырком, и даже укрытые снегом поля сгорели в огне. Прекрасная роща старых белых берез, давшая название городку, превратилась в скопище обугленных пней. Кто знает, вдруг в следующий раз дракометры не сработают и предупреждения не будет? Всегда есть такая вероятность. Дерьма в жизни хватает, как раввины говорят.
Старые бабушки не были так склонны к пессимизму, но и они без иллюзий смотрели на вещи. Зря ли они так часто рассказывали о прошлых временах, когда еще не были изобретены дракометры и в стране свирепствовали со своими армиями и драконами цари, носившие прозвища то Великий, то Грозный. Тогда евреям чуть не настал полный конец. И настал бы, не появись у них самый первый дракометр, прибор смешной и примитивный по современным стандартам. Он-то всех и спас. Как говаривала старенькая бабуля Боруха: наши-то, мол, времена еще ничего.
«По сравнению с чем?» — поддразнивая, спрашивал он ее.
Слушая бабкины сказки, маленькие дети представляли себе те бессмысленные разрушения и содрогались, а юноши фыркали и надували грудь: дескать, я бы… я бы не… если бы это на них вдруг обрушилась с неба ужасная и внезапная смерть.
Бронштейн не увлекался пустопорожним словесным геройством. Внимательно вслушиваясь в эти повествования, он все пытался представить себе, каково это было. Ни заблаговременных предупреждений, ни убежищ, в которые можно сразу юркнуть. Только ты — и драконы. И открытое поле. Зубы, когти. Жуткое палящее пламя. И беззащитные человеческие тела. Каким-то образом он всегда чувствовал то, чего не могла понять остальная молодежь. Технологии дают иногда осечку. Или на них находятся другие технологии, еще более изощренные. Ни на какое устройство нельзя полностью полагаться.
«Вот тут раввины правы, — думал он. — Дерьма в жизни хватает. Еще как хватает».
Полагаться можно было лишь на одно. И это одно уж точно не было устройством размером с овцу, которое питалось магией и магнетизмом и принималось реветь, точно лось во время гона, когда в радиусе десяти миль появлялся дракон.
Надежной защитой была только власть.
Те, кто обладал ею, стояли на спинах у тех, кто не обладал. И никакой изобретательный ум не мог помочь подняться из второй категории в первую. Власть можно было только взять силой. И требовалась еще большая сила, чтобы ее потом удержать.