Говорящий кафтан - страница 25

Говоря так вкрадчивым и нежным голосом, она незаметно стянула кафтан с плеч Михая.

Михай пытался возражать: «Нет и нет! Что ты задумала!» ― но аргументы Цинны оказали на него свое действие.

― Так! ― Он потер лоб. ― Конечно, я тебя выкуплю. Еще бы не выкупить! Говоришь, что ты все равно обязана мне жизнью? Послушай, не так уж надо надевать его. Не умничай, девица. Стой, подожди! Право же, я сам не знаю, что нам делать!

Но девушка не слушала его: кафтан уже был на ней, а в следующее мгновение она восседала на лошади, легкая, как пушинка.

А еще миг спустя ее поглотил туман. Напрасно бежал за ней Лештяк и сердито кричал вдогонку:

― Остановись! Не смей! Приказываю тебе: остановись!

Но все эти возгласы были теперь уже напрасными. Минутная слабость ― начало падения многих великих людей.

Девушка трусила на лошади, нигде не останавливаясь, пока не очутилась у татарского лагеря.

― Отведите меня к вашему командиру. Я ― Михай Лештяк, посол Кечкемета! ― сказала она.

― Сойди с коня, добрый человек. Я отведу тебя к нему, ― вызвался приземистый татарин, говоривший по-венгерски и даже с хорошим произношением.

― Ну и скакуна же дали тебе кечкеметские сенаторы! А вот как раз и наш повелитель, Олай-бек, да освятит аллах его бороду во веки веков!

И действительно, на красивом гнедом коне к ним приближался сам Олай-бек, человек гигантского телосложения; он только что устраивал смотр своим войскам.

― Посол от Кечкемета прибыл, о могущественный бек! ― доложил приземистый татарин.

Бек окинул внимательным взглядом посла, его кафтан, потом вежливо проговорил:

― Повернись, пожалуйста, добрый молодец, если этой просьбой я не обижу тебя.

Цинна повернулась.

Олай-бек взглянул на кафтан сзади. Затем он быстро соскочил с коня, пал наземь перед Цинной и трижды поцеловал край кафтана. Цинна изумленно взирала на него своими большими черными глазами, и ей казалось, что она видит все это во сне.

― Велик аллах, а Магомет ― пророк его. Что прикажешь, о посланец города Кечкемета?

Олай-бек стоял перед ней, подобострастно согнувшись.

Цинна поколебалась немного, а потом твердым голосом сказала:

― Сей же час покиньте пределы кечкеметские! Олай-бек возвел к небу свои сонливые, бараньи глаза, а затем повернулся к войску и громко скомандовал:

― Седлать коней! Выступаем!

Лештяк остался у загона, раздумывая над тем, что же ему предпринять, куда идти. В отяжелевшей вдруг голове мысль растекались, словно расплавленный свинец; усталость сковала все его члены, совесть нещадно терзала душу: «Дурно я поступил. О жалкий трус-себялюбец!»

Мучительное беспокойство кололо его, как шипы терновника. Он мрачно смотрел перед собой: «Куда же теперь податься?»

Туман несколько рассеялся, и невдалеке, подобно огромному глазу, засверкало Крапивное озеро. Казалось, оно, подмигивая, манило его к себе: «Иди сюда, Михай Лештяк, самое лучшее для тебя ― это лечь здесь, укрыться серебряным одеялом и заснуть па мягкой песчаной подушке!.. Это ― самый прямой путь для тебя!»

Лештяк сделал несколько шагов по направлению к озеру, но куст крыжовника ― самое высокое «дерево» во всей округе ― преградил ему путь. Маленькие снежинки облепили его тоненькие веточки, так что Лештяк не заметил куста и споткнулся о его нижние ветви.

Упал Лештяк, ухо его коснулось матери сырой земли ― и вдруг услышал он, почуял, что где-то вдали по земле грохочут тысячи копыт, а в воздухе несется странный гул и шелест.

Лештяк содрогнулся: «Беда, татары двинулись на город!» Но, тс-с! Топот как будто удаляется, становится все тише и тише, и вот уже замер совсем, растаяв в слабом шелесте ветра.

Только одна лошадь приближается к загону. Цок, цок! ― стучат ее копыта. Да, одна-единственная лошадь. Боже правый ― на ней сидит Цинна!

Лештяк вскочил и, даже не стряхнув со своего платья налипший на него мокрый снег, бросился к девушке с лихорадочной поспешностью.

― Это ты? С тобой ничего не случилось? Это действительно ты! Что же произошло?

Цинна весело улыбалась. Но прежде чем ответить, она шаловливо надула щеки, стараясь придать своему личику геройский вид.