Грачевский крокодил - страница 43

Однажды, придя к Асклипиодоту, Мелитина Петровна проговорила:

— Я за тобой… Пойдем-ка навестим одного больного… его лачуга отсюда недалеко, рукой подать… Уж такой-то бедненький!.. семья большущая, а работник он один… Теперь трава у него так и стоит нескошенная…

— Уж не хочешь ли ты меня косить заставить?..

— Думала, да, пожалуй, только дело испортишь!.. Нет, я мужика наняла, и завтра он примется за покос. Не хочешь ли завтра в луга идти?

— Пойдем.

Немного погодя они подходили уже к покосившейся избушке, в которой лежал больной. Лежал он без памяти, в переднем углу, под образами. Маленькие ребятишки его играли на дворе, а сморщенная, хилая жена стирала белье в корыте.

— Ну что, как? — спросила ее Мелитина Петровна.

— Все в одном положении… Вечор причастила его…

— А фельдшер был?

— Нет, не приходил.

Мелитина Петровна посмотрела на больного, пощупала его голову, пульс и, снова обратясь к женщине, проговорила:

— Насчет покоса ты, Агафья, не беспокойся; я наняла косца, и завтра он явится на работу.

Агафья как стояла, так и упала в ноги Мелитине Петровне.

— Кормилица ты наша… — заголосила Агафья, но Мелитина Петровна не дала докончить. Она быстро подняла женщину на ноги и, объявив ей, что не выносит подобных поклонов, внушила, что кланяться в ноги не следует никогда, ибо таковые поклоны унижают и оскорбляют человеческое достоинство. Тем временем Асклипиодот глаз не сводил с больного, и мороз пробегал по его жилам. И действительно, было от чего содрогнуться. Больной имел вид мертвеца, как будто начинавшего разлагаться. Впалые, закрытые глаза его были окаймлены какими-то черными кругами, посиневшие губы потресканы, стиснутые зубы словно замерли… И ни единого движения, ни единого стона или вздоха… а кругом грязь, вонь, духота, мухи, нужда непреодолимая.

— Да он умрет! — чуть не вскрикнул Асклипиодот, выходя в сопровождении Мелитины Петровны из избы.

— Да, минут через двадцать, — ответила та: — а знаешь ли, чем он болен?

— Чем?

— Тифом.

— И ты не боялась ходить к нему!..

На следующий день Мелитина Петровна опять зашла к Асклипиодоту. Она объявила ему, что крестьянин, у которого они были вчера, умер и что сейчас она была на его выносе, и затем пригласила его в луга, посмотреть, хорошо ли косит траву нанятый ею косец. Идя под руку с Асклипиодотом, она уверяла его, что если бы имела состояние, то по меньшей мере половину разделила бы между бедными. При этом она не без желчи отнеслась к нашей благотворительности вообще и к дамской в особенности. Она рассказала, как в одном большом приволжском городе существует дамский попечительный комитет, который прошлой зимой устроил бал в пользу бедных. Как дамы нашили себе роскошных платьев, причем платье одной, выписанное из Парижа, стоило девятьсот рублей, и как от бала этого в пользу бедных очистилось только шесть рублей! Всех этих дам-патронесс она обругала пустыми, никуда не годными сороками и выразила свое удивление, что общество до сих пор не потеряло веру в столь глупую форму благотворительности.

— А знаешь ли, что на днях Латухин сотворил?

— Какой Латухин?

— Который был управляющим у знаменитого богача Лапина. Описали скот у крестьян за неплатеж податей, а у Латухина было собственных денег тысяч пять, нажитых трудами. Приехали продавать скот, приехал и Латухин, да всю скотину и купил, а на другой день взял да и роздал ее опять крестьянам. Вот это так благотворитель! Не чета вашим князьям да графам, снимающим кабаки у крестьян.

Когда пришли они на луг, Мелитина Петровна осмотрела произведенную косцом работу и, найдя ее крайне небрежною, вышла из себя.

— Помилуй, — рассердилась она: — да разве так косят, посмотри, что у тебя за отава!.. Ведь ты только половину травы скашиваешь; разве так высоко можно косить…

И она решилась не уходить с покоса и лично наблюсти за нанятым косцом. И действительно, вплоть до вечера она пробыла там и добилась-таки хорошей работы.

— Ведь ты не для барина, не для купца косишь, а для своего же брата крестьянина, для сирот его, — говорила она. — Впрочем, — прибавила она: — вы до того все испились и оскотинились, что даже и для себя-то работаете скверно.