Грачевский крокодил - страница 78

— Домна! — обратилась она с приказанием к вошедшей: — поскорее чаю Мелитине Петровне и детям.

И тут же, заметив испуг Домны, прибавила, смеясь:

— Успокойся, успокойся, это настоящая.

Мелитине Петровне отвели ту же самую комнату, в которой жила «не настоящая», детей разместили в соседней, и, повидимому, жизнь в Грачевке потекла прежним порядком, то есть все в обычный час пробуждалось, в обычный час обедало и ужинало, ложилось спать и засыпало; но все это только было повидимому, не в сущности; от прежней невозмутимой и тихой жизни не осталось и следа. Брагин жаловался, что дети и яблоки и ягоды обрывают, Потапыч — что на них посуды не напасешься, Дарья Федоровна — что все варенье поели, кучер Абакум — что всех лошадей загоняли! Сама Мелитина Петровна были и тиха, и смирно-воздержанна, и не только не требовательна, но даже крайне снисходительна. Она отлично слышала не скрываемое, впрочем, от нее ворчание и Домны, и Дарьи Федоровны, и Потапыча, и Абакума, и Брагина, но делала вид, что ничего этого не слышит, и скорее заискивала, чем оскорблялась. Она всех называла миленькими голубчиками, рассказывала им со всеми подробностями горькую свою долю, жаловалась на судьбу и при всякой малейшей возможности старалась угодить каждому чем бы то ни было. Брагину она подарила какую-то орденскую ленточку, случайно оставшуюся после мужа, Абакуму — мужнину табакерку, Дарье Федоровне — какой-то старый чепец, с уверением, что чепец этот самой последней моды; но все это мало удовлетворяло прислугу. Прислуге этой досаждало в доме присутствие Мелитины Петровны, а в особенности ее детей. Дети действительно озорники были страшные. Там, в Питере, в подвале, на Песках, с голода, что ли, или по тесноте, но только они были иными — и тихими, и скромными, и послушными, а здесь, на просторе, отъевшись, почуяв свободу, пустились во все тяжкие. Сама Мелитина Петровна не узнавала их и не могла с ними сладить. То они окно разобьют, то плетень повалят… а однажды, играя спичками, чуть было весь дом не сожгли. Потапыч бросил не только пыль стирать, но даже перестал комнаты мести. «Ничто, на них наметешься!» — ворчал он и при всяком удобном случае норовил или ущипнуть, или оттрепать которого-нибудь из сорванцов. Несчастная Мелитина Петровна мыкалась, хлопотала, извинялась, просила не взыскать с глупеньких, но, чувствуя, что и она сама и дети ее стоят у всех поперек горла, плакала и молилась богу. «Господи, — взывала она, падая перед иконами: — неужто опять на Пески, опять в подвал!..» И, быстро вскочив, принималась теребить детей за волосы, а вслед за тем бежала к Домне, к Потапычу, Дарье Федоровне и снова начинала перед ними изливать все свое горе и всю свою тоску.

Раз как-то приехал к Анфисе Ивановне отец Иван. Только что успел он войти в залу, как на него наскочила целая толпа детей и чуть было не сшибла его с ног.

— Откуда это у вас, кумушка? — спросил он Анфису Ивановну, поспешившую навстречу к своему приятелю…

— Ох, уж не говори! — проворчала она и затем, обратясь к детям, крикнула: — Убирайтесь вы отсюда, чертенята!..

Дети быстро выбежали вон.

— Откуда бог послал?

— Да все этой… племянницы-то моей.

— Мелитины Петровны?

— Да.

— Достаточно, однако.

— Наказанье просто… хоть из дому вон беги… Ну что ты, как?

— Понемножку, кумушка.

— Нога-то лучше, что ли?

— Брожу…

— Говорят, у тебя тоже гости были?

— Были-с, — проговорил отец Иван, почесывая в затылке: — вчера проводил.

— Ну и слава богу…

И, перейдя в гостиную, они принялись беседовать. Беседа тянулась долго, но уж это было не то, что прежде. Батюшка ничего не пил, ничего не ел и наотрез отказался от всех угощений, предложенных было Анфисой Ивановной.

— Будет, кумушка дорогая, и попито и поедено достаточно…

— Ничего разве не пьешь?

— Запретили…

— Это живодеры-то?

— Да, они.

— Была нужда слушать, а мой совет вот какой: брось ты всех этих живодеров, не слушай их, пей и ешь сколько влезет, а ногу и руку два раза в день муравьиным спиртом натирай, а всего лучше разыщи муравьиную кучу, да в нее и положи свои больные члены. Я этак раз одного капитана вылечила…