Грации и грешники - страница 9

      Краеведы пока не могут подсчитать, сколько на её берегах сломано целок.

     Туда заходила и известная нам Светлана Ивановна, устраивалась чуть в сторонке, чтоб побыть одной. Но вот поблизости расположился подходящий партнёр. Она снимала лифчик и трусы, купалась и медленно выходила из воды прямо на него, проверяя неотразимость своего тела. Тот вставал, снимал трусы, и его член торчал ей навстречу. Она опускалась перед ним на колени и на миг касалась члена губами; она не брала в рот, ей это было противно, но делала это, чтобы подчеркнуть согласие и укрепить его уверенность, к тому же член становился твёрже...

     Там бывал и я, но был ещё молод и глуп и ни разу не воспользовался ситуацией, когда оставался один на один с незнакомкой. Я полагал, что надо познакомиться, поухаживать, и, может быть, через год дойдём до этого, а сразу — боялся опозориться, не встанет в нужный момент...

     Одна, видя мою робость, предложила познакомить с мамой. У неё такая же фигура и манда. Ей нравятся робкие, неумелые, молоденькие, нецелованные, не допускающие небрачного интима. Она их терпеливо раскрепощает, развращает, и когда наконец они отваживаются её пое…ать, то краснеют и сгорают от стыда, а она испытывает двойное удовольствие — и от самóй несмелой е…ли, и от их смущения, — наблюдая за их лицами. Они зажмуриваются и отворачиваются, но она постепенно приучает их смотреть ей в глаза.

     — В глаза мне смотри. Что сейчас со мной делаешь?

     — Ну, занимаюсь любовью.

     — А точнее, как в народе говорят?

     — Ну, е…у тебя.

     — А поконкретнее: что куда вставил?

     — Ну, свой х…й тебе в п...ду...

     — О боже, наконец-то! Клещами из тебя правду вытаскиваю. Какая же я дура! Учишь-учишь иного неумеху, а он потом всю ночь с меня не слезает...

     Но как только они смелеют и е…ут её по-хозяйски, она их бросает, ну а наглым и самоуверенным вообще не даёт: я, мол, не такая, я жду трамвая...

     Другая:

     — Я в залёте. Дай денег на аборт — и е…и сколько хочешь...

     Третья:

     — Дам, но пообещай, что женишься.

     — Не могу обещать, живу от стипендии до стипендии...

     — А ты соври.

     — Как можно?

     — Тогда иди в жопу!

     Вот Дуня лежит на песочке. и почему-то ей вспоминается срамной детский стих. В нём говорится, что как-то к девице на песочке подошёл заезжий бандит и предложил отдаться за полтора рубля, и она, дурёха, согласилась. А он:

     ...Е…ёт, е…ёт — устанет,

     На камушек присядет,

     Газетку почитает

     И снова начинает...

     «Разве так можно, я бы убежала...» Но вот рядом с юной Дуней расположился мужик (то ли лесник, то ли грибник, но скорее прапорщик с Саваслейского военного аэродрома) и голым пошёл в реку. Выходил медленно, уже напротив Дуни, пристально смотрел на её юное тело, и у него, о боже, торчал длинный толстый писун. Такое она видела впервые, и вместо

      того, чтобы убежать, оцепенела; ляжки раздвинулись, трусы

     как-то сами снялись, лохматая промежность открылась,половые губы замерли в предвкушении и ожидании непонятного, ноги согнулись в коленях, лифчик расстегнулся...

     В 1955 году на Саваслейский военный аэродром пытался совершить посадку терпящий бедствие гражданский Ту-104, недотянул два километра до полосы, и мы, студенты Кулебакского техникума, всей группой ездили зимой посмотреть на это чудо, застрявшее на просеке.

     Вот так и Дуня лежала расхристанная, распластанная на песке, как этот лайнер. Теперь она женщина, а виновник исчез, будто и не бывало.

     «Ну как так можно? Неужели ему не понравилось? Мог бы поговорить после этого, познакомиться, предложить встречаться. Через год я получу паспорт, и мы бы подали заявление...» И у неё полились слёзы. «Это глупое детство прощается с тобой...»

     Минуло 20 лет, теперь Дуня лежит под тем же кустом, и рядом Саня Шамшин.

     — Санёк, ты воспринимаешь меня как женщину или только как родственницу?

     — Дуня, что ты говоришь! Да я хочу тебя чуть ли не с первого класса. Ты моя богиня чистой красоты. В третьем классе ты стала мне сниться по ночам, и мы с тобой занимались любовью. По окончании четвёртого ты последний раз мыла меня в бане, я надеялся, у меня впервые встал, но ты не дала, плеснула на член холодной водой — и он упал, и себе плеснула между ног. Я заплакал, а ты поучала меня: мужчина не должен огорчаться, когда женщина отказала, а должен переносить это мужественно и достойно. — Продолжай, мне приятно слышать, как ты меня любиш