Градозащитная семантика успенских храмов на Руси - страница 4
.
Связь Успенского собора с воздушной стихией на этом не кончается. В Патерике рассказывается, что, когда позднее разбойники хотели напасть на паству Феодосия и избить ее в Успенском соборе, храм спасает всех находившихся в нем, поднявшись в воздух: «И приидоша (разбойники. — Д. Л.) и се внезапу бысть чюдо страшно: от земля възятся церкви с сущими в ней и възыиде на въздух, яко не мощи им дострелити ея»[9].
Деятельным проповедником культа Успения Богородицы становится Владимир Мономах. В «Повести временных лет» рассказывается, что сын Симона-Шимона Георгий был послан Владимиром Мономахом в Суздальскую землю, «вдав ему на руки сына своего Юрия» (Долгорукого.-Д. Л.). Когда Юрий сел на княжение в Киеве, Суздальская земля была поручена «как отцу» Георгию Симоновичу.
Характерно завещание Георгия Симоновича, где он рассказывает о том, как Богоматерь защищала Русь от половцев со своего «города высокого»: «Когда мы приходили с половцами на Изяслава Мстиславича, увидали мы издали ограду высокую и быстро пошли туда, а никто не знал, какой это город. Половцы же бились под ним и многие ранены были, и побежали мы от города того. После уже узнали мы, что это было село обители святой богородицы Печерской, а города тут никогда и не бывало, и сами живущие в селе том не знали о случившемся, и лишь на другой день вышедши, увидали, что произошло кровопролитие, и подивились бывшему»[10].
Успенский собор в Суздале был сооружен, как предполагает Н. Н. Воронин, во второй приезд Владимира Мономаха в Ростовскую землю, в 1101 — 1102 гг. «Дорога в Ростовскую землю лежала через Смоленск; здесь в 1101 г. был построен Мономахом кирпичный собор»[11], и тоже в честь Успения. Так, на обеих окраинах Руси, на западе и востоке, в Смоленске и Суздале, в один год были построены два Успенских собора, и одновременно вокруг них воздвигались земляные валы кремлей[12].
Не касаясь темы дальнейшего распространения Успенских храмов на Руси, следует еще раз отметить, что традиция культа Успения и образ Успенских храмов на Руси, четырежды показанный самой Богоматерью, согласно легендам, в воздухе, связаны с Влахернским храмом.
Нет ничего удивительного в том, что Аристотель Фиораванти следовал установившемуся на Руси облику храмов при строительстве московского храма Успения. Числовые соотношения высоты, длины и ширины собора, положенные в его основание, имели определенное мистическое значение[13]. В самом деле, число «10» считалось пифагорейцами самым совершенным числом, положенным в основание всего существующего, а производные от десяти — заключающими это совершенство. Число «100» есть десять, помноженное на десять, и воспринимается как наивысшее совершенство. Именно это число «100» составляется в сумме трех чисел, указанных варягу Шимону для построения храма Успения: 20+30+50 = 100. Секст Эмпирик так излагает учение пифагорейцев о числе «десять». «Четверицей у них (пифагорейцев. — Д. Л.) называется число десять, которое является суммой первых четырех чисел, потому что один да два, да три, да четыре есть десять. Это число является самым совершенным, потому что, приходя к нему, мы снова возвращаемся к единице и начинаем счет сначала. „Вечно текущей природы имущую корень неточный“ они назвали ее потому, что, по их мнению, в ней залегает смысл совокупности всего, как, например, и тела, и души»[14].
Согласно данным Киево-Печерского патерика, сообщенным все тем же владимирским епископом Симоном, Успенский храм в Суздале был создан Владимиром Мономахом «всемъ подобиемъ» Успенскому собору в Киево-Печерском монастыре: «в высоту, и в широту, и в долготу… в ту же меру»[15]. Однако археологические исследования А. Д. Варганова и Н. Н. Воронина показали, что мономахов собор в Суздале был значительно меньше своего образца. Это дало основание Н. Н. Воронину предполагать неточность в сообщении Киево-Печерского патерика[16]. Однако если иметь в виду символическое значение чисел, то следует думать, что для строителей Успенских храмов основное значение было в числовых соотношениях, пропорциях, а не в реальных размерах. И действительно, Успенские храмы и после строились на Руси однотипно, но разных размеров. Это подтверждает предположение о том, что Аристотель Фиораванти перед строительством нового Успенского собора в Московском Кремле интересовался только Успенскими храмами и не мог особенно полагаться на «авторитет» такого храма, как Софийский собор в Новгороде, как полагают некоторые исследователи. София могла для него быть, скорее всего, «художественным» образом, но не символическим образцом, подобно Успенским храмам Московии.