Граф в законе. Изгой. Предсказание - страница 26
На «малинах» в подпитии доверительным шепотом плели о нем цветастые были-небылицы. Не сомневались, что он является прямым потомком графа Калиостро — мазь[36] из мази всех веков, который приезжал «на гастроли» в Петербург, чтобы слямзить желтуху[37] из царской казны. Обольстив Екатерину Вторую магическими чарами, Калиостро увез-таки сто возов слитков желтухи в Париж. Так вот, передавали рассказчики, половину этого наследовал нынешний Граф и сейчас прячет в тайниках подвала одного из арбатских домов. Он взял на слам[38] больших фараонов>[39], держит в Марьиной роще целый батальон отставных офицеров — зарплата у каждого больше трех генеральских. И еще, всех поражающее: Граф перенял у своего предка колдовские секреты, он может стать невидимкой, превратиться в женщину или пса, заставить тебя раздеться догола, и ты спокойненько пойдешь по улице, будто в штанах…
Такие истории передавались из одной «малины» в другую как точные, проверенные, непременно завершаясь неистовой клятвой: «Падло буду, чтоб век свободы не видать». Сами себя успокаивали этими байками, верили — ни им, ни их паханам не совладать с проклятым Графом!
На этот раз сам дядюшка Цан разыскал Студента ранним сумеречным утром на Краснопресненской квартире.
— Беда! Олег пропал.
Они мчались на машине по еще пустынным улицам к Рублевскому шоссе. У железной ограды Филевского парка дядюшка Цан притормозил. В машину тут же вскочил Граф.
— Кто? — спросил коротко вместо приветствия.
Дядюшка Цан, не отрывая взгляда от дороги, сказал уверенно:
— Младший Гвоздь. Кто-то подсыпал Олегу снотворное.
Граф яростно стукнул кулаком о ладонь. Таким агрессивным и решительным Студент его еще не видел.
Миновав высокие каменные заборы Жуковки, за которыми прятались схожие с рыцарскими замками дачи кремлевских руководителей, дядюшка Цан свернул в лес и остановился у сине-белого, украшенного резьбой теремка, окруженного стройным штакетником. Сквозь деревья уже пробивались солнечные лучи, а в окнах теремка горел свет.
Большую часть места в комнате, куда они вошли вдвоем — дядюшка Цан остался во дворе, — занимала квадратная кровать, по краям — тумбочки с лампами под ситцевыми абажурами. В уголке — два кресла, круглый столик с кипой газет.
Студент поднял голову и обомлел: справа на фоне кремовых обоев прямоугольной стены светилось белое обнаженное женское тело. Он сразу узнал ее — Леонелла! Два огромных гвоздя были вбиты в ее груди.
Вся она сникла, обвисла, утратив гордую осанку. Руки чуть заметно безвольно покачивались. Каштановые волосы, ниспадавшие волнами с обреченно поникшей головы на левое плечо, на руку, до мягкого изгиба бедра, казались безжизненно кукольными. Но почему-то чудилась Студенту еще живая женщина, крикни сейчас: «Леонелла!» — и она поднимет голову, смеряет его кокетливо любопытствующим взглядом. Прекрасное тело ее было свежим, ласковым, не остывшим от желания.
— Звери! — услышал он злобный, как рычание, голос Графа. — Они не имеют права на жизнь… Не имеют…
Сзади подошел дядюшка Цан.
— Да, это Гвоздь. Он говорит: верните ценности — верну Олега.
— Когда вернет Олега, тогда и будем говорить о ценностях, — раздраженно ответил Граф и повернулся, чтобы уйти, но у двери задержался, добавил веско: — Эта забуревшая[40] гнида головой заплатит за Леонеллу…
Первый раз Студент услышал от него жаргонное словечко.
В графстве о Гвозде-младшем отзывались с презрением. Он был хитер, злобен и жаден. Носился по Подмосковью, как волк со своей стаей, хватал все, что встречалось на пути. Почти все забирал себе, оставляя своей стае крохи на пропитание. Озверевшие от легких успехов и озлобленные от малой доли, его подручные постоянно грызлись между собой, пуская в ход кулаки, ножи, веревочные петли. Втайне (и об этом догадывались многие) Гвоздь мечтал потеснить Графа, помериться с ним силой и захватить в конце концов его «урожайные поля». И вот осмелился…
Всю остальную часть дня Студент просидел в зазеркальной комнате, наблюдая, как Граф что-то нервно пишет, черкает, комкает исписанные листы, ожидая вестей от дядюшки Цана.
Тот вернулся не один — с Олегом, сразу попавшим в объятия Графа. Не сдержался и Студент, выбежал к ним, прижался щекой к Олеговой щеке.