Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь - страница 6

? Пример. Состояние сущности — «девочка рассержена». Имя новой сущности — «рассерженная девочка». Разницу видите, нет? В первом случае перед нами некая абстрактная девочка, которой присуще некое состояние. Во втором — нет никакого состояния. Есть конкретная голая сущность.

Так вот, господа графоманы, поэт описывает состояние заданной сущности (при этом сама сущность вообще отходит на второй план), прозаик трансформирует сущность как таковую. Поэт скажет: «Рассердилась: вот так, так, ещё вот этак и под конец во как! Кто? Да не важно, ну, пусть будет девочка, хотя лучше просто «она»… а ещё лучше никак её не называть, потому что на самом деле это не «она», а «оно», но в женском роде». Прозаик возразит: «Девочка была просто девочкой, стала рассерженной девочкой, и сейчас я расскажу, как из одной сущности получилась другая». Блок до конца своих дней так и не смог понять, почему в нём умер поэт. Я, кажется, поняла.[15] Он пришёл от описания состояний к трансформациям сущностей, от местоимений к именам. Шёл, обращаю внимание, к этому всю жизнь и в результате пришёл. Нет никакого абстрактного ветра и никакой абстрактной Незнакомки. Есть конкретная, живая питерская вьюга и есть питерская же реальная Катька, которой суждено умереть под забором. В поэме «Двенадцать» Александр Блок перестал быть поэтом, он начал излагать стихами прозу[16]. Но так как всю жизнь его занимали только три сущности — ветер, Незнакомка и бесприютная мятежность — и все три он прямо и исчерпывающе назвал в одной поэме, то писать ему стало просто не о чем.

Вот теперь я перейду к главному. Прозаик — это писатель, который даёт имена. Поэт предпочитает иметь дело с неизреченным. Поэт описывает состояние, прозаик — называет. Поэт живёт в мире местоимений, прозаик — в мире имён. И если проза в стихах — это вершина поэтического творчества, то стихи в прозе — это моветон и не более. Почему? Потому что всё, о чём может свидетельствовать такой, извините за выражение, стихотворный опыт, называется авторской ленью и нежеланием возиться с ритмической структурой текста[17]. И если, ребята, вы пишете прозу, вы должны раз навсегда запретить себе поэтический подход к созданию текста, в том числе и описание состояний. Ваша, как прозаиков, прямая обязанность — называть состояния, исследовать их, ставить над ними эксперименты, словом, делать из состояний сущности, но ни в коем случае не описывать их, потому что (ну-ка, блин, тихо там, на галёрке!) описывать состояния именами у вас всё равно не получится, а подменять имена местоимениями, даже развёрнутыми до пределов целой главы, в прозаических текстах нельзя. Это противу правил грамматики, логики и здравого смысла. Вы хотите, чтобы читатель понял вас? Извольте вначале обозначить сущность по имени. Не знаете, как называется та сущность, о которой вы говорите? Выдумайте адекватное и понятное всем название! Голова на то писателю и дадена, чтобы он ею сочинял. А есть можно и в желудок.

Что сделал Достоевский, когда не нашёл в словаре нужного слова? Правильно, выдумал глагол «стушеваться». И все, что характерно, поняли.

Возможно, эту лекцию следует объединить с лекцией об эвфемизмах. Не знаю. Буду думать.