Грани веков [СИ] - страница 46
— Посмотрите на наши вещи! — продолжал Ярослав. — Никто во всем мире сейчас не умеет таких делать! Никто даже не знает, для чего они! А я могу вам все объяснить…
— Значит, ведаешь, что с Русью дальше будет? — протянул Симеон Никитич. — И что же?
— Ну… — Ярослав смешался и бросил взгляд на Когана, но тот стоял, потупив глаза.
— Романовых на царство выберут, — брякнул Ярослав, ухватившись за единственную известную ему фамилию царской династии.
Коган издал сдавленный звук.
— Романовых? — переспросил Симеон Никитич, с лица которого мигом слетело выражение уверенного самодовольства. — Уж не инока ли Филарета?
— Не помню, честно говоря, — пробормотал Ярослав. — Но править они будут долго…
Боярин вышел из-за стола и вплотную приблизился к Ярославу.
— Значит, вот каковы твои пророчества, — сквозь зубы процедил он. — Ну что же, пророк, а скажи мне, что с тобой сей же час произойдет? Не ведаешь? Может, кол тебе видится острый, или дыба, или крюк под ребром?
Его маленькие поросячьи глазки налились кровью.
Ярослав обмер.
— Не знаешь? — скривился боярин. — Так я тебе предскажу: и то, и другое, и третье! Эй, ребята! Снимайте кривого! Посмотрим, как у прорицателя сего жилы рваться будут!
— Да блаженный он! — вмешался Коган. — Книжек перечитал много, вот и двинулся рассудком. Оттого за ним и приглядываю…
— А до тебя, дохтур, черед тоже дойдёт, — огрызнулся Симеон Никитич. — Али невтерпеж?
Хлопнула входная дверь и в комнату ввалился человек в лохмотьях, а за ним, пригибаясь, вошло двое рослых стрельцов.
— Это еще что? — грозно вопросил их боярин. — Что за рвань сюда приволокли?
— Извиняй, батюшка, Симеон Никитич, — прогудел один из стрельцов, низко кланяясь. — Уж больно докучлив был, сказывает, дело у него до тебя зело спешное!
— Кто таков? — брезгливо осведомился боярин, глядя на оборванца.
Оборванец был худ, невысок и бос. Из-под мешковатого балахона выглядывали драные штаны с прорехами на коленях. Волосы его, сальные и нечесаные, свисали жидкими космами, и Ярослав готов был поклясться, что даже со своего места он мог разглядеть насекомых, копошившихся на них. Клочковатая борода выглядела неровной, словно была выдрана в разных местах. Под левым ярко-голубым глазом красовался фиолетово-зеленый кровоподтек. Правый глаз был зеленого цвета и немного косил.
— Тьфу, смердит-то как, пёс!
От вони, исходившей от оборванца, действительно, слезились глаза.
— Вы что, дубины стоеросовые, совсем ополоумели?! — обрушился на стражников боярин. — Всякую падаль сюда пускаете?!
— Так это ж Ондрейка, юродивый, — удивился Муха. — Он у паперти покровского собора живёт. Чего тебе, божий человек?
Юродивый расплылся в дебильной улыбке. — Царём хочу быть! — радостно завопил он. — Кто тут, к примеру, в цари крайний? Никого? Так я первым буду!
— Чего мелешь, дурак! — рявкнул боярин.
— Погоди, Симеон Никитич, — тихо проговорил Муха, насторожившись. — Послушаем дале.
Юродивый энергично погрозил ему кулаком. — Я те послухаю! Вот сяду на трон — всем Годуновым по серьге раздам! И Бориске-царю, и Федьке-сынку, и Аксе-бесприданнице, и тебе, Симеон Никитович! Дворец новый себе выстрою, пировать буду!
Годунов? Выходит, царский родственник. Ярослав бросил взгляд на побагровевшего боярина.
— Эва, хватил! — усмехнулся Муха. — Кто ж тебя, дурачка, на трон пустит?
— Пустят, пустят! Сами звать будут, упрашивать! Все бояре челом бить будут!
С этими словами юродивый пустился в пляс, высоко вскидывая колени и хлопая в ладоши.
Муха со значением поглядел на Годунова. — Блаженный-то неспроста про бояр молвит, — заметил он. — Улавливаешь, к чему клонит, Симеон Никитович?
— Да об том вся Москва толкует, — плюнул тот. — Мне имена потребны! А коленца откидывать, да дурковать всякий шут горазд. Взгрейте его батогами, да язык укоротите, чтобы лишку не болтал впредь…
— Нельзя, Симеон Никитич! — возразил Муха. — Божий человек!
— А ты бы, боярин, поторопился! — хитро подмигнул юродивый. — Во дворце заждались тебя ужо!
Он остановился напротив Ярослава и ткнул в него пальцем. — Этого отпусти! Он нездешний!
Годунов и Муха переглянулись.