Грани веков [СИ] - страница 54
— Что же ты печален, государь? — Мстиславский качнул головой. — Разве повода нет для веселья? Дочь твоя, царевна наша, обрелась в целости, жива-здорова.
— За то еще не раз возблагодарю Господа, — отозвался царь. — Что же до веселья, то до него ли сейчас? Многие яства здесь зрю, а что у простых людей на столах? Сколь от голода полегло за год минувший? Обещался рубаху последнюю с народом моим разделить, а ныне хлеба им вдоволь дать не могу!
— То не твоя вина, государь! — заметил Симеон. — По твоему приказу многие пуды зерна розданы были, да перекупщики, окаянные, обманом да хитростью народ твоих милостей лишили. Мы уж, конечно, поймали некоторых, да за ниточки потянули, кои в терема высокие тянутся…
Ирина заметила, что при этих словах Симеон бросил пристальный взгляд на Мстиславского.
— То мне ведомо, — произнес Годунов. — И слово моё — всякого, кто хлеб скупает и прячет ждет воздаяние правое и нелицеприятное!
— Стольник! — окликнул он юношу, почтительно застывшего в нескольких шагах от него. — Отнеси каравай сей князю Шуйскому, сказывай-де, царь Борис тебе шлет, от царского стола!
— Да уж этот-то сожрет, не задумываясь, — усмехнулся курчавый. — Даром что амбары зерном забиты! Небось, потому и носа ко двору не кажет.
— Грех то на человека наговаривать, — сурово заметил Мстиславский. — Хворает Василий Иваныч, опять подагра разыгралась.
— Эка беда! — посочувствовал Симеон. — Может, дохтура прислать князю? Есть у меня один, в Тайном приказе, из земель швейских.
— Ты шутки свои приберег бы для смутьянов, — огрызнулся Мстиславский. — Мы с Василием за царя Бориса под Кромами свою кровь проливали, пока ты тут блаженных да убогих ловишь!
— Эва, проливали! То-то гляжу, рожа у тебя лоснится, что тот блин! Полторы избы штурмом взять не смогли, Самозванцу утечь позволили, да еще похваляетесь этим перед царём!
Мстиславский вскочил на ноги, побагровев.
— Прошу слова твоего, государь! Невместно мне выслушивать брехню собачью от пса сторожевого!
— Сядь, Федор Иваныч! — властно проговорил царь. — А ты, Семён, не твори распри за столом с тем, кто хлеб с тобой преломляет.
Симеон почтительно склонил голову, однако на губах у него играла усмешка.
— Про то ведомо тебе, великий государь, — заговорил Мстиславский, глядя в упор на Симеона, — что бились мы до последнего под Кромами, и, кабы не предательство людишек служивых, да Юшки Беззубцева, сына боярского, вероломно в спину нашим полкам ударившего, взяли бы мы Кромы, и самого самозванца в цепях в Москву бы привезли. Однако, всюду измена — и те, коих сегодня преданными слугами почитаешь, завтра переметнуться готовы! И за то, государь, спросу надлежит быть с Симеона Никитича, понеже он сыском ведает!
Ирина насторожилась. Беззубцев, Беззубцев… Где-то она слышала эту фамилию!
— Про предательства ты верно молвил, Федор Иваныч, — процедил Симеон, — самая смута сия чьим-то умыслом черным учинена, на подворьях боярских…
— Или же в подземельях приказа Тайного, где только тебе единому ведомо, что творится… А может, и не токмо тебе?
— Хватит! — раздраженно оборвал их Годунов.
Он выпрямился и Ирина обратила внимание на лихорадочный блеск в его глазах.
— Истинно речет псалмопевец, — проговорил он, — Друзи мои и искреннии мои прямо мне приближишася и сташа! Воздающии ми злая возблагая оболгаху мя, зане гонях благостыню…
Он порывисто схватил кубок, сделал глоток.
— Ныне здесь перед глазами моими грызетесь друг с другом, и клянетесь мне в верности, а сами лишь о своей выгоде печетесь! Местничаете, собачитесь, бороды один другому по волоску повыдирать готовы!
Он тяжело дышал, грудь его ходила ходуном. Царица смотрела на него с тревогой.
— Гришку… Отрепьева, расстригу окаянного, на чьем подворье воспитывали? — несвязно продолжил он. — Романовы, иже мне в верности клялись, сию змею на груди моей согревали! И ныне, чую ведь, вашими трудами самозванец этот силу набирает! Чего же вы хотите, лукавые?!
Разговоры разом смолкли, воцарилась звенящая тишина.
Мстиславский кашлянул.
— Не прав ты, Борис, — проговорил он. — Нет в том вины нашей — за появление самозванца сего с польских панов спрос — они его русским царевичем объявили, и войско дали. А за Гришку поговаривают, будто и не он это вроде, будто видели его при дворе царевича… самозванца, то есть.