Граница - страница 30
Потом взял его за руку и как маленького повел из круга. Отойдя в темное место, Клепила открыл свою сумку с которой никогда не расставался и достав глиняную бутылочку и глиняный стаканчик, накапал в него тридцать капель какой-то остропахнущей жидкости и, приказав Самохе открыть рот, плеснул туда из стаканчика.
Самохе показались, что он проглотил огонь, хотел было выплюнуть, но Клепила, неожиданно сильными пальцами, сдавил его челюсти, не давая открыть рот, и давил до тех пор пока не решил, что зелье проглочено окончательно и бесповоротно. Словно занавеску сдернули с окна, в голове Самохи посветлело и он пришел в себя.
— Где Квета?
— Ускакала, отроковица, как коза. Ты бы с ней поосторожней, она тебя настоем комыльника попотчевала, от которого, знаешь ли, можно мужскую силу вовсе потерять.
Самоха прислушался к ощущениям внутри себя и нерешительно сказал:
— Я, вроде, не потерял.
— Да это к утру будет ясно, — утешил его Клепила и беспечно махнул рукой. — Главное, что живой.
— Так что Жуч? — с трудом ворочая языком, спросил Самоха.
А Жуч, незамеченный ими, был всего лишь в нескольких шагах и был тоже не вполне в себе, хотя его никто ничем не опаивал.
Незадолго перед тем, в перерыве между танцами, он подсел к жене начальника Южных ворот Пексигеля, которая скучала, глядя, как порученные ее попечению, барышни весело пляшут со своими новыми подружками, напропалую кокетничая с бряцающей саблями и шпорами граничарской молодежью, и поинтересовался, как она чувствует себя здесь, среди грубых жителей пограничья.
— Знаешь, — охотно вступила в беседу архонка, — хорошо. Люди здесь грубоватые, но славные. Муж мне такое рассказывал, а оно все не так и страшно.
— Да, — согласился Жуч, — тут страшного ничего нет. Страшно в Заречье.
Но разговор был бесцеремонно прерван, капитан архонской городской стражи Тино Гравин, который был свидетелем на свадьбе Лоха и Дины, возник перед ними с кубком в руке. Свою восьмиугольную железную шапку с белым пером он уже потерял. На очереди был панцирь, ремни которого капитан расстегнул, так как панцирь, по мере продолжения праздника, начинал ощутимо давить на живот. Пряди светлых волос прилипли к потному лбу, а круглые совиные глаза остекленели. Но голос капитана оставался на удивление трезвым, а речь внятной.
— Кого я вижу! И где! Восхитительная Диан, приветствую вас! — капитан галантно раскланялся.
Жучу показалось, что встреча с капитаном не очень обрадовало восхитительную Диан, но вида она не подала.
— Рада вас видеть, капитан, — сказала она.
— Паренек, пересядь пока, — обратился капитан к Жучу, — у благородных людей свои беседы.
Жуч пересел на соседнюю лавку и, подливая из кувшина в глиняную кружку, занялся свиным окороком. Привычный часами ждать в лесных засадах, он не любил терять время даром. И теперь краем уха прислушивался к разговору, прикидывая заодно сколько надо еще выпить капитану, чтобы он наконец угомонился. По жучевым выкладкам выходило, что наилучшего результата можно достигнуть, влив в Тино Гравина пару чарок молодого вина, присовокупив для верности немножечко браги. Теперь следовало обдумать, как осуществить этот план. Сделать это можно было несколькими путями… Но капитан сам ускорил события. Чего уж там кипело в его лысоватой голове, догадаться было мудрено, однако он внезапно на полуслове прервал свой рассказ о похождениях полковника городской стражи Туки Сильвера, место которого надеялся со временем занять, и вперив в Жуча неподвижный взгляд, которого так боялись арестованные, называя его взглядом змеи, прах побери, капитану было чем гордиться, сказал отчетливо и громко, безотносительно к своему рассказу о полковнике.
— Ах, Диан, вся это Пойма, не более чем вывеска на нашем кабаке. С сотней своих молодцов я бы смел эту граничарскую сволочь, как веником.
— Ого, — Жуч выдержал взгляд капитана и улыбнулся, — так начни с меня, крыса.
Но капитан, видимо, и впрямь, был уже готов; с демоническим смехом он опустошил свой кубок и рухнул, как подрубленный тополь.
— Он умер? — равнодушно спросила Диан. Раздавшийся из-под стола храп немедленно развеял ее опасения.