Граница. Таежный роман. Солдаты - страница 28

Теперь он забеспокоился всерьез. А если Марина все-таки рискнула признаться мужу? Что сделает Никита?

Сердце у Ивана забухало, отдаваясь в голове тупой ритмичной болью, и он замедлил шаг.

Что сделает Никита, узнав о неверности жены? Почему-то раньше Столбову казалось, что Голощекин воспримет это известие если не спокойно, то, по крайней мере, достойно — без истерик. Впрочем, морду Ивану может и набить. Ну и черт с ней, с мордой. Главное, чтобы не пострадала Марина.

Иван подошел к штабу. Все сильнее бухало сердце, гоняя по жилам кровь, и Столбов почувствовал, как начинают гореть лицо и уши. Он свернул за угол здания и остановился, стараясь унять бешеные толчки в груди.

Он представил себя на месте капитана. Вот ему, Ивану, сказали, что Марина уходит к другому. И что, он молча уступит сопернику дорогу? Не попытается выяснить отношения, образумить, удержать? Да нет же! Он не даст ей уйти, он сделает все, чтобы ее вернуть, попробует доказать, что она ошибается… В любом случае не отпустит просто так.

И это он, Столбов, человек, по мнению окружающих, мягкий, даже слишком. Что тогда говорить про капитана?

Внезапно Иван понял: а ведь Никита давно все знает. Знает и молчит, то ли дожидаясь, пока Столбов сам попытается объясниться, то ли рассчитывая, что Марина со временем остынет. А раз так, надо решаться.

К двери борзовского кабинета Иван подходил, как ни странно, успокоенным и даже приободренным. Постучавшись, вошел и остановился на пороге.

— Вызывали, товарищ полковник?

— Вызывал. — Борзов оторвался от стопки листов, которые перелистывал, делая пометки карандашом, к взглянул на Столбова: — Под дождь, что ли, попал?

— Никак нет, — удивленно ответил Иван.

— А то лицо у тебя какое-то взмокшее. Ну что, садись, дружок. Разговор будет долгим.

Столбов насторожился. Обращение «дружок», столь несвойственное Борзову, могло означать две вещи: либо у полковника очень хорошее настроение, либо у него, Столбова, большие неприятности. Иван подвинул к столу стул, уселся и посмотрел на Степана Ильича: тот был мрачен и все время массировал ладонью затылок. Значит, хорошее настроение тут ни при чем. Остаются одни неприятности.

Иван вдруг испугался. Он понял, что разговаривать будут не полковник и лейтенант, не командир и подчиненный.

— Дядя Степа, — спросил он тревожно, — у меня дома все в порядке? Мама… мама здорова?

— Здорова, — буркнул полковник. — Жалуется только, что последнее время не пишешь совсем… Я тебя вот зачем звал. Поедешь на Береговую. Приказ я уже подписал.

— Но почему?

— По кочану. В командировку.

— А-а, — протянул Столбов успокоенно.

— На три месяца, — добавил полковник и вздохнул. — Вот тебе и «а».

— На три месяца? — ошеломленно переспросил Иван. — Это за что же мне такие привилегии?

— А ты не догадываешься? Солдат в твоем взводе стрелялся. Ты отвечаешь. Скажи спасибо, что от трибунала тебя отстоял.

— Ну спасибо, — горько усмехнулся Иван.

— Да пойми ты, дурья твоя башка, для тебя же так лучше будет. Пересидишь там, пока здесь все устаканится. Потом вернешься — никто ничего и не вспомнит. — Полковник пожевал губами, словно собираясь сказать еще что-то, но махнул рукой: — Все. Свободен.

Иван поднялся.

— Сядь! — неожиданно приказал Борзов.

Столбов покорно опустился на стул и уставился себе под ноги.

— Вот что, Ваня… Не люблю я нос в такие дела совать, но только болтают тут всякое… Словом, говорят, ты за докторшей, женой голощекинской, ухаживаешь. Это правда?

Иван поднял голову и, выдержав пристальный взгляд полковника, кивнул.

— Та-ак, — протянул Борзов, — хорошие дела. А я думал — врут.

— Я ее люблю, дядя Степа.

— Любишь?! Ах ты!.. — Полковник грохнул кулаком по столу. — Да ты что, Ваня, мозги в казарме забыл? Чего ты несешь? Любит он! Любовничек! Она замужняя женщина! Жена твоего товарища! Командира твоего жена!

— Ну что вы кричите, дядя Степа? Да, люблю. И она меня любит. — Столбов хотел улыбнуться, но почувствовал, что вместо улыбки вышла ухмылка, притом глупая.

— Чего скалишься? — загремел Борзов, но, взглянув на дверь, понизил голос: — Что, других баб мало, свободных? Нет, угораздило его в замужнюю влюбиться!