Гражданская поэзия Франции - страница 20
Дворянских прав,
По страсти воин,
По крови граф,
Тот во вселенной
Самозабвенно
Игрой военной
Свой тешит нрав.
Мне тошно, право,
В душе черно,
Что меч мой ржавый
В ножнах давно
Весь иступился,
Под стол скатился
И превратился
В веретено.
Там, в зубьях башен
И в гребнях крыш,
Светло украшен,
Под солнцем рыж,
За куполами,
Колоколами,
Горит, как пламя, —
Вот он, Париж!
Толпа все гуще,
Шумней, тесней.
О всемогущий,
Что делать с ней!
Навстречу прёт нам
Потоком плотным,
По подворотням
Сколько людей!
О матерь божья!
Я жив-здоров.
Встав у подножья,
Не жду даров,
Молюсь усердно,
Будь милосердна,
Оставь мне смертный
В соборе кров.
Девицы пляшут.
Подростки им
Платками машут.
Любой любим.
О, сколько песен,
Как город тесен,
Как полон весь он
Светом дневным!
Гуляка рыщет,
На все готов,
Поет и свищет
У всех мостов,
Врет, озорует,
Орет, ворует
И не горюет
Во дни постов.
А Лувр, что заперт
Был на замок,
Открыт, как паперть,
В такой денек,
Трон сторожащий,
Улей жужжащий,
Толпой кишащей
Полон чертог.
И в честь красоток,
В честь короля
Тысячью глоток
Орет земля.
А флаги вьются,
А толпы льются,
В ограду бьются,
Пустить моля.
Так, не замедлив,
Начнем как раз!
Город приветлив,
Он любит нас.
Там в ложах смежных
Немало нежных,
Живых, прилежных
Девичьих глаз.
Хромой — натужась,
Горбун — кичась,
Внушают ужас.
Но будет час,
Их меч настигнет, —
Тот в пекло прыгнет,
Этот поникнет,
В пыли влачась.
Девственник строгий
Жаждой палим
Перед дорогой
В Ерусалим,
Лотарь безродный,
Полуголодный,
Видать, угодный
Чертям одним.
Каноник мудрый
Важность хранит,
За чернокудрой
Чуть семенит.
О ней пытливо,
О ней игриво,
О ней ревниво
Молва звенит.
Вот солнце наше —
Глянь на помост —
Изольда краше
Небесных звезд.
Старухи тоже
Вверх пялят рожи.
Держаться строже
Велит им пост.
А вкруг арены
Легко найдем
Берту, Ирену
С нежным лицом,
Найдем налево
И Женевьеву
И королеву
Всю в золотом.
Вот Женевьева
Молвит, склонясь:
«Что, королева,
Печалит вас?» —
А та смутилась,
Отворотилась,
Слеза скатилась
Из ясных глаз.
Сигнал к турниру!
Скрещенье пик!
Взывает к пиру
Всеобщий крик.
Сшиблись четверки.
Толпа в восторге.
Будь свят, Георгий!
Король — велик!
Железный скрежет
Лат и мечей
Нам душу нежит.
Все горячей
Молнии блещут,
Сердца трепещут,
Взвиваясь, плещут
Волны плащей.
Разгар погони!
Страстей разгул!
Несутся кони.
Огонь блеснул.
И в нетерпенье,
В крови и в пене —
Ангелов пенье,
Дьяволов гул!
Скакун мой добрый,
Потешь меня,
Ударим в ребра
Того коня,
Сразим гнедого,
Получишь вдоволь
Овса любого
И ячменя!
Столь жирной пищи,
Столь щедрых льгот
Обжора нищий
За целый год
Съесть не изволит,
Как он ни молит,
Как глаз ни колет
Его приход.
Паж погибает
Во цвете лет, —
Так увядает
Лилейный цвет, —
Ловит мгновенье,
Молит в забвенье
Благословенья, —
В нем жизни нет.
Фанфара грянет,
Глуха, строга.
Отрок не встанет —
Скорбь не долга. —
Но пожалейте,
Слезу пролейте, —
Унылой флейте
Вторят рога.
Пускай черницы
Прах стерегут,
Свеч вереницы
Над ним зажгут.
В нише глубокой
У одинокой,
У черноокой
Слезы бегут.
Плачь, Изабелла,
Встань, не дыша, —
В рай улетела
Его душа.
О, грусть подруги,
Ломавшей руки…
Но битва, други,
Все ж хороша!
Пора обратно!
Скакун, лети,
По крови брат мой,
Нам по пути.
Товарищ ратный,
Лети обратно,
Чтоб в замке знатный
Овес найти!
А мне навстречу
Монах придет.
Он с длинной речью,
Наверно, ждет.
Он чтит святыню
И благостыню,
Но он латынью
Нас изведет.
Деянья наши
Он славить рад,
Хоть слог монаший
Витиеват.
Писать он может
И все изложит
И честь умножит
Мою стократ.
Нам, знатным людям.
Это к лицу.
Мы верить будем
Смерду-писцу.
Мы держим шпагу,
Мы чтим отвагу,
Но рвем бумагу, —
Хвала творцу!
КАНАРИСУ[9]
Как легко мы забыли, Канарис, тебя!
Мчится время, про новую славу трубя…
Так актер заставляет рыдать иль смеяться,
Словно бог вдохновляет простого паяца.
Так, явившись в революционные дни,
Люди подвигом дышат, — гиганты они,
Но швыряя светильник свой, яркий иль чадный,
Все уходят во тьму чередой беспощадной.
Имена их померкнут в мельканье сует.
И пока не является сильный поэт,
Создающий вселенную словом единым,
Чтоб вернуть ореол этим славным сединам, —
Их не помнит никто, а толпа, что вчера,
Повстречав их на площади, выла «ура».
Если кто-нибудь те имена произносит,
«Ты о ком говоришь?» — удивленная, спросит.
Мы забыли тебя. Твоя слава прошла.