Греческая эпиграмма - страница 12

стр.

  Свыше пятидесяти пять он насчитывал лет.
* * *
Гелиос, о Еврипид, а не мальчик меня, распаляя,
  Так обнажил; а тебя, жен обольститель чужих,
Ветер студеный застиг. Тебе не пристало Эрота
  В краже одежды винить, сея в чужой борозде.

АЛКИВИАД


НА ЕВПОЛИДА
В воду меня погружай комедийной купели! Без шуток
  Будешь тонуть у меня в горькой пучине морской.

ЕВЕН ПАРОССКИЙ


Лучшая мера для Вакха — без лишку, ни много, ни мало;
  Иначе к буйству он нас или к унынью ведет.
Любит он с нимфами[19] смесь, если три их и сам он четвертый;
  Больше всего и к любви он расположен тогда.
Если же крепок, он духом своим отвращает эротов
  И нагоняет на нас сходный со смертию сон.
* * *
Если и ненависть нам и любовь причиняют страданья,
  Лучше пусть буду страдать от уязвлений любви.
* * *
Смелость, с умом сочетаясь, бывает нам очень полезна;
  Но без ума только вред людям приносит она.

ХЕРИЛ


НА ГРОБ САРДАНАПАЛА
Зная, что смертным родился, старайся питать свою душу
Сладостной негой пиров, — после смерти ведь нет нам отрады.
В прах обратился и я, Ниневии великой властитель.
Только с собой и унес я, что выпил и съел и что взято
Мной от любви; вся же роскошь моя и богатства остались.
Мудрости это житейской мое поучение людям.

ЕВЕН АСКАЛОНСКИЙ


ТРОЯ
Путник, ты зришь Илион, гремевший некогда славой,
  Некогда гордый венцом башен высоких своих.
Ныне пожрал меня пепел времен; но в песнях Гомера
  Все я стою, защищен медным оплотом ворот.
Мне не страшны, для меня не губительны копья ахейцев:
  Я у всех Греции чад буду всегда на устах.

АНТИМАХ


НА СТАТУЮ ВООРУЖЕННОЙ КИПРИДЫ
Чуждая войнам, зачем ты взялась за Ареево дело?
  Кто, о Киприда, тебя в эти доспехи облек?
Сердцу милы твоему лишь эроты да радости ложа,
  Любишь кроталов ты треск, воспламеняющий страсть.
Копья кровавые брось, — ведь это оружье Афины, —
  И с Гименеем опять, богом кудрявым, дружи.

ПАРРАСИЙ



[20]

Муж, ревнитель добра, Паррасий, эфесянин родом,
  Знающий толк в красоте, эту картину писал.
Также родитель его, Евенор, да будет помянут:
  Первый художник страны эллинов им порожден.
НА ИЗОБРАЖЕНИЕ ГЕРАКЛА В ЛИНДЕ
Здесь он таким предстоит, каким ночною порою
  Множество раз его видел Паррасий во сне.
* * *
Пусть не поверят, но все же скажу: пределы искусства,
  Явные оку людей, мною достигнуты здесь.
Создан моею рукой, порог неприступный воздвигся.
  Но ведь у смертных ничто не избегает хулы.

ФИЛИСК


Дочь Каллиопы, Молитва прекрасноречивая, ныне
  Мудрость яви мне свою, гимн помогая сложить
Лисию, что, перейдя в иные миры по кончине,
  Вечно в ином бытии новою плотью живет.
Всю добродетель его восславить хочу в песнопенье;
  Даст ему славу оно, честь и бессмертный венок.
Доблесть усопшего друга, любовь к нему в моем сердце
  Пусть предо всеми людьми въяве покажет мой гимн.

ПЛАТОН



[21]

ДЕВУШКЕ
1
Я тебе яблоко бросил. Подняв его, если готова
  Ты полюбить меня, в дар девственность мне принеси.
Если ж не хочешь, то все же возьми себе яблоко — только,
  Взяв, пораздумай над тем, как наша юность кратка.
2
Яблоко я. Меня бросил влюбленный в тебя, о Ксантиппа!
  Что же, кивни головой! — вянешь и ты ведь, как я.
АГАФОНУ
Душу свою на устах я имел, Агафона целуя,
  Словно стремилась она переселиться в него.
АФРОДИТЕ ОТ ЛАИДЫ[22]
Я, та Лаида, что гордо смеялась над всею Элладой,
  Чей осаждался порог роем влюбленных, дарю
Пафии зеркало; видеть себя в нем, какою я стала,
  Уж не хочу, а такой, как я была, — не могу.
* * *
Образ служанки наяд, голосистой певуньи затонов,
  Скромной лягушки с ее влаголюбивой душой,
В бронзе отлив, преподносит богам возвратившийся путник
  В память о том, как он в зной жажду свою утолил.
Он заблудился однажды, но вот из росистой ложбины
  Голос раздался ее, путь указавший к воде;
Путник, идя неуклонно за песней из уст земноводных,
  К многожеланным пришел сладким потока струям.
ЭПИТАФИИ МОРЯКАМ
1
Я — мореходца могила, а против меня — земледельца:
  Морю и твердой земле общий наследник — Аид.
2
Море убило меня и бросило на берег, только
  Плащ постыдившись отнять, что прикрывал наготу.
Но человек нечестивой рукой сорвал его с трупа,
  Жалкой корыстью себя в грех непомерный введя.