Греческая эпиграмма - страница 49
Брачного ложа один, смертного ложа другой.
* * *
Я продаю Каллимаха и Пиндара также, и с ними
Все падежи продаю, в бедность злосчастную впав.
Ибо кормилец мой — «синтаксис» весь Дорофеем разрушен;
Я сомневаюсь, — найду ль завтра еду и питье?
Ты же, мой друг, за меня соверши божеству приношенья,
Чтобы не кончить мне жизнь в тяжких цепях нищеты.
* * *
Ты пригласил меня, ритор. Хотя опоздал я к обеду,
Честь я с собою унес, сделавшись другом твоим,
Большим, чем был: не в еде для души наслажденье — в почете;
Если окажешь ей честь, этим она и сыта.
* * *
Как погляжу, на свете извратилось все;
Несчастным стало счастье на глазах у нас.
* * *
Тантал не ел ничего. Ведь плоды на трепещущих ветках
Вверх убегали тотчас, выше его головы.
Пищи лишенный, не мог он и жажду испытывать. Если б
Даже и смоквы плодов спелых и сочных поел,
И чернослива лесного, и яблок, — бесплотные тени
Могут ли там от плодов жажду земную терпеть?
Мы же едим, если нас пригласят, только пряную пищу:
Перепелов и сыры, жирных соленых гусей,
Дичь и телятину, — все запивая одним лишь бокалом.
Значит, страдаем мы все, Тантал, не меньше тебя.
* * *
«Нет, — говорил Одиссей, — ничего драгоценней отчизны»,
Ибо на острове он Кирки не ел пирога.
Стоило б только хоть пар от него исходящий увидеть,
Даже и десять тогда он бы забыл Пенелоп.
ИПАТИИ
Когда ты предо мной и слышу речь твою,
Благоговейно взор в обитель чистых звезд
Я возношу, — так все в тебе, Ипатия,
Небесно — и дела, и красота речей,
И чистый, как звезда, науки мудрой свет.
НА СТАТУЮ ГЕРАКЛА, ОПРОКИНУТУЮ ХРИСТИАНАМИ[140]
Медного Зевсова сына, которому прежде молились,
Видел поверженным я на перекрестке дорог
И в изумленье сказал: «О трехлунный, защитник от бедствий,
Непобедимый досель, в прахе лежишь ты теперь!»
Ночью явился мне бог и в ответ произнес, улыбаясь:
«Времени силу и мне, богу, пришлось испытать».
* * *
Коль кто-нибудь желает светлым видеть день,
С тобою встретясь, светлый день узнает он.
Но если он захочет в горе быть, тогда,
С тобой не встретясь, черный он узнает день.
НА СТАТУИ БОГОВ, ПЕРЕНЕСЕННЫЕ ДЛЯ ХРИСТИАНСКОГО КУЛЬТА В ДОМ НЕКОЕЙ МАРИНЫ
Став христианами, боги, владельцы чертогов Олимпа,
Здесь обитают теперь невредимыми, ибо отныне
Не предают их огню плавильня и мех поддувальный.
* * *
Медник сделал Эрота, и сделал его наподобье
Сковороды: ведь она также способна сжигать.
* * *
Право, уменье молчать у смертных — великая мудрость.
Мог бы и сам Пифагор эти слова подтвердить.
Зная искусство речей, других обучал он молчанью,
Верное средство найдя против волнений людских.
* * *
Пей молчаливо и ешь. Ведь в страданьях не следует чревом
О мертвеце горевать, — так и Гомер говорил.
Даже Ниобу, двенадцать детей схоронившую сразу,
Мысль о еде отвлекла от размышлений о них.
* * *
Пусть проклянет божество и желудок и пищу желудка!
Это по их лишь вине гибнет умеренность в нас.
* * *
Прочь от богатых, бесстыдных, домашних тиранов бегите:
Бедность — стыдливости мать — не переносят они.
* * *
Ночи проходят, и мы ежедневно рождаемся снова:
Прошлые дни никакой прибыли нам не дают.
День, миновавший вчера, для нас пропадает бесследно,
И начинаем опять жизнь мы сегодняшним днем.
Не называй же, старик, никогда ты себя многолетним:
Нет на сегодня того, что миновало вчера.
* * *
Жизнь человека — игрушка Судьбы, горька и несчастна,
Между богатством она и нищетою бредет.
Этих, принизив сначала, возносит Судьба, а другие
Вниз с высоты облаков сводятся ею в Аид.
ГРЕКАМ
1
Не умерли ль уже мы, греки, и влачим,
Несчастные, давно лишь призрачную жизнь,
Действительностью сон воображая свой?
Иль мы живем, когда жизнь умерла сама?
2
О худшее из зол — зло зависти, вражда
К любимцам божества, счастливым меж людьми!
Безумцы, ею так ослеплены мы все,
Так в рабство глупости спешим отдать себя!
Мы, эллины, лежим, во прах повержены
И возложив свои надежды мертвые
На мертвецов. Так все извращено теперь.
* * *
Всех нас готовят для смерти и кормят для смерти, как будто
Мы — это стадо свиней, годное лишь на убой.
* * *
Пускай не щедро я, но все-таки кормлю
Детей, жену, раба, и птиц, и даже пса;