Греческая история - страница 11

, и объявил, что тот, кто будет застигнут переплывающим на материк, будет наказан смертной казнью. Распустив собрание, он сделал все приготовления для битвы и отчалил в Кизик под проливным дождем. Когда же он был уже близ Кизика, погода прояснилась, засияло солнце, и он увидел, что шестьдесят кораблей Миндара, маневрирующие вдали от бухты, отрезаны им от гавани. Пелопоннесцы, со своей стороны, увидя афинские триэры в гораздо большем числе, чем прежде[12], и находящимися у гавани, обратились в бегство, устремляясь к суше; они пригнали к берегу корабли и, выстроив их вплотную друг к другу, под защитой их отражали наступающего врага. Алкивиад же, обогнув место сражения с двадцатью кораблями из своей эскадры, вышел на берег; увидя это, и Миндар вышел на сушу, где и погиб в сражении, а войско его обратилось в бегство. После этого афиняне уплыли в Проконнес, захватив все корабли, кроме флота сиракузян (последние сожгли свои корабли). Оттуда афиняне на следующий день поплыли на Кизик. Жители его, после того как пелопоннесцы и Фарнабаз ушли отсюда, впустили в город афинян. Алкивиад пробыл здесь двадцать дней и взыскал с кизикиян крупную сумму денег; затем он отплыл назад в Проконнес, не причинив городу никакого другого ущерба. Отсюда он отплыл в Перинф и Селимбрию, причем перинфияне открыли войску ворота, а селимбрийцы в город войска не впустили, но уплатили деньги. Отсюда они отправились в Хрисополь, расположенный в Калхедонской области, и, обнеся его стеною, учредили здесь таможню, где взымался десятипроцентный сбор с кораблей, приплывающих из Понта. Для охраны были оставлены тридцать кораблей под командой двух стратегов, Ферамена и Евмаха, которые должны были наблюдать за крепостью и выплывающими кораблями и вообще всячески вредить врагу. Прочие же стратеги ушли в Геллеспонт. В это же время было захвачено и доставлено в Афины письмо, посланное в Лакедемон Гиппократом, эпистолеем Миндара. Письмо был такого содержания[13]: «Корыта[14] погибли. Миндар преставился. Экипаж голодает. Как быть, не знаем». Фарнабаз увещевал все пелопоннесское войско и союзников не отчаиваться из-за каких-то корыт[15], говоря: что их у царя сколько угодно, были бы только воины здравы и невредимы, и дал каждому платье и паек на два месяца. Вооружив матросов, Фарнабаз назначил их на гарнизонную службу в прибережной полосе, находившейся под его властью. Затем, собрав командиров отдельных союзных контингентов и начальников триэр, поручил им выстроить в Антандре триэры в таком числе, какое каждый потерял в бою; он дал им деньги и обещал доставлять лес с Иды. Сиракузяне, принимая участие в этих работах по сооружению кораблей, в то же время помогли жителям Антандра выстроить часть городской стены и, исполняя гарнизонную службу, были с горожанами в лучших отношениях, чем все прочие воины. По этой причине сиракузяне носят в Антандре почетный титул евергетов[16] и пользуются правами гражданства. Устроив это, Фарнабаз тотчас же отправился на помощь в Калхедон.

Рис. Фарнабаз.

В это время сиракузские военачальники получили с родины весть, что народное собрание объявило их изгнанниками. Было созвано собрание сиракузских воинов, и Гермократ, выступив от имени всех военачальников, горько жаловался на судьбу, говоря, что они все несправедливо и противозаконно были объявлены изгнанниками, и увещевал воинов и впредь быть такими же храбрыми и повиноваться приказам, как прежде. «Вспомните, — говорил он, — сколько битв вы одержали и сколько кораблей вы захватили одни, без посторонней помощи... А сколько раз вы, под нашей командой, оказались непобедимыми, сражаясь вместе с другими, имея наилучшую военную выправку благодаря как нашему умению, так и вашей храбрости, проявленной вами и на суше и на море».[17] Затем он предложил войску выбрать временных начальников, пока не прибудут с родины выбранные вместо них заместители. Но войско с громким криком настаивало, чтобы они оставались у власти, — особенно же настаивали начальники триэр, морские воины и кормчие. Стратеги в ответ на это сказали, что нехорошо устраивать мятеж против своего государства и что они просят только, чтобы выступили имеющие против них обвинения, а они со своей стороны сочтут своим долгом оправдаться. Но никто и ни в чем не обвинял военачальников, и они по общей просьбе остались на занимаемых ими должностях до прибытия заместителей: Демарха, сына Эпикида, Мискона, сына Менекрата, и Потамия, сына Гносия. Большинство начальников триэр поклялось, что они, вернувшись на родину, добьются отмены декрета об изгнании; затем их отпустили на все четыре стороны, осыпая похвалами; больше всего горевали при этом приближенные Гермократа, вспоминая о его заботливости, великодушии и общительности: так например, он два раза в день — рано утром и с наступлением вечера — собирал в свою палату тех из начальников триэр, кормчих и морских воинов, которых считал наиболее даровитыми, и сообщал им содержание своих будущих речей и что он намерен совершать; он занимался также их военным образованием, заставляя их высказывать свои мнения как без раздумий, так и по здравом размышлении. Поэтому-то Гермократ пользовался большим успехом на собраниях, имея репутацию наилучшего оратора и тактика.