Греческая история - страница 9

Не должно смущать и «умолчание» касательно кажущейся нерешительности «азиатской армии» Деркилида и Агесилая. Известно, что в 398—394 гг. до н.э. персы под руководством афинянина Конона строили огромный флот, при помощи которого собирались отнять у спартиатов господство на море. Спартанское правительство одной из стратегических задач своей экспедиционной армии считало поход в Карию, где находились базы будущего флота. Между тем даже Агесилай ограничивался операциями на северо-западе полуострова и на побережье. Ксенофонт вообще почти не говорит о строящемся флоте, о необходимости же похода на Карию заходит речь лишь по той причине, что здесь находилась летняя резиденция Тиссаферна. «Дополняет» Ксенофонта Диодор Сицилийский. Однако в тексте последнего есть прямое указание на то, что главной базой будущего персидского флота должен был стать Саламин на о. Кипр (См. Диодор. XIV, 39). И неудивительно: греческая часть царской армады строилась именно там, варварская же, как говорит уже Ксенофонт (III, 4) — в Финикии. Таким образом карийские базы имели далеко не первостепенное значение. В лучшем случае, они были передовыми пунктами сосредоточения флота. Поход же против них был чреват громадным риском. Союзники почти не имели конницы, в то время как у Тиссаферна и Фарнабаза превосходная конница имелась в избытке. В случае, если бы армия Агесилая увязла посреди гористой Карии, неприятель легко вызвал бы среди вторгнувшихся греков голод, перерезав пути между Карией и Ионией — главной оперативной базой эллинов. К слову, если внимательно читать Ксенофонта, то станет видно, что именно создание конницы являлось важнейшей заботой Агесилая.

Зато сознательное, постоянное замалчивание роли фиванских полководцев Исмения, Пелопида, Эпаминонда действительно может быть поставлено в вину Ксенофонту. Соотечественники автора «Греческой Истории», даже когда они сражаются против Спарты, описаны либо нейтрально, либо с симпатией. А вот победитель при Левктрах не назван по имени. Неоднократные походы беотийцев в Фессалию, сражения с тамошними тиранами, закончившиеся подчинением Фивам этой обширной, богатой области, вообще не упоминаются. Сами Фивы, этот неутомимый, неугомонный противник Спарты в девяностые — шестидесятые годы IV в. до н.э., представлены в роли некой злой силы, возникшей ради наказания Лакедемона за его гордыню. Здесь остается только говорить об эмоциональной основе такой пристрастности. Фивы — государство, в свое время выступившее на стороне Перса (мы имеем в виду поход Ксеркса на Грецию — 480—479 гг. до н.э.), и в дальнейшем стремились блюсти прежде всего свой частный интерес. Их нападение на небольшой город Платеи стало одним из поводов к Пелопоннесской войне. Они были главным инициатором всех антиспартанских коалиций по окончании оной. Первенство среди других городов Беотии значило для Фив больше, чем судьба Эллады. Фиванцы первыми в истории Лакедемона подошли к вратам священных храмов Гераклидов. Они отобрали у Спарты Мессению. Наконец, Фивы, возмущавшиеся властью Лакедемона, сами стали устанавливать угодные им режимы в греческих полисах, едва почувствовали в своих руках силу. Поскольку же благополучие Эллады в целом Ксенофонт связывал с благополучием отчизны Агесилая, фиванцы должны были ему казаться безумцами, разрушающими фундамент, столетия поддерживающий греческую автономию.

Впрочем, грандиозная фигура Эпаминонда неожиданно вырастает в последних главах «Греческой Истории» — словно для того, чтобы заслужить похвалу своей воле, полководческому таланту, мужеству и тут же погибнуть, сгореть в огне им же раздутой междоусобицы.

Говорить о познавательности предлагаемого читателю труда просто излишне. Слишком многое из истории IV в. до н.э. мы знаем лишь благодаря Ксенофонту. Но привлекательность его не только в обилии конкретного материала, так интересующего историка-профессионала. Ксенофонт погружает читателя в гущу событий и ведет как учитель ученика, не выпуская руки. Ведет, как-то незаметно указывая на деяния, которые в любую эпоху считались образцами мужества и высоты духа. Это поведение Сократа во время пресловутого суда над стратегами (1.7.16) и бесстрашие спартанских гармостов, готовых в одиночку сражаться с целыми армиями (IV.8.39). Это судьба города Флиунта, оставшегося верным Лакедемону даже в, казалось бы, безвыходной ситуации (VII.7) и мужество немногочисленных лакедемонян, защищавших в 362 г. до н.э. Спарту от Эпаминонда (VI.5.10—14). Ксенофонт не поражает вычурными красотами стиля или глубиной рассуждений. Сила его в другом. Он естественен, реалистичен. Его нравоучения так вплетены в историческую ткань текста, что кажутся продолжением описываемых событий. Он видел то, о чем повествует, он лично знал многих действующих лиц «Истории» — и это делает ненавязчивую речь Ксенофонта максимально убедительной. Впрочем, стиль этого автора был высоко оценен уже в античности. Наверное, словами Диона Хризостома будет правильнее всего завершить это вступление к «Греческой Истории»: «Мысли его (Ксенофонта) ясны, просты, доступны для всякого. Способ выражения мягок, приятен, увлекателен. В нем много силы убеждения, много прелести, так что искусство его похоже не столь на мастерство слова, сколь на очарование»