Грехи наши тяжкие - страница 8

Тихон Иванович на правах хозяина сидел на самом видном месте — с торца стола. По левую руку от него — Сховерхов с женой, а справа Егоровна усадила молодых. Сама она с дочкой устроилась напротив Варгина — поближе к кухне. Егоровна по опыту знала, что придется вставать и выбегать. Когда гости за столом, всегда что-нибудь надо — то нож сменить, то вилку.

— Сначала пропустим по одной под холодную закуску, — Варгин встал, взял в руки бутылку коньяку, надел очки и внимательно оглядел этикетку. Он изучал ее с таким выражением, будто проверял — не поддельная ли? — Твою рюмку, Паня! — обратился он к жене Суховерхова.

— Мне всего лишь глоток… — несмело возразила гостья.

— А нам всем лишь по глотку и можно, — отозвался Варгин, но все-таки наполнил рюмку гостьи до краев.

— Папа, я не люблю коньяки, — сказал Игорь, когда черед дошел до него. — Можно я выпью водки?

— Тогда наливай сам.

— Хорошо.

Налив коньяку Суховерхову и себе, Тихон Иванович отставил бутылку, взял другую, с длинным горлышком; наполнил рюмки жене и невестке. Виктория ждала ребенка, и Варгин, который очень хотел внука, оберегал невестку.

— С праздником, друзья, с Первомаем! — Тихон Иванович протянул над столом руку, чокаясь. — Выпьем за то, чтобы наш следующий Первомай был лучше!

Возбуждение, в котором находился Варгин, еще не сошло с него, и он ударил рюмкой сильно, со звоном. Коньяк из рюмки выплескался на спинку индейки и растекся по ней.

— С праздником, с весною, — добавил Суховерхов. — За пятую годовщину.

— О-о, а я позабыл! — признался Варгин. — Нет, за пятую годовщину надо отдельно выпить.

— Отдельно так отдельно, — миролюбиво согласился Михаил Порфирьевич.

Выпили стоя. Мужчины, как положено, покрякали. Женщины потихоньку поставили на стол почти полные рюмки Тихон Иванович хоть и кряхтел громче всех, но рюмку до дна не осушил, а лишь пригубил для виду: пить врачи не велят. Не велят ведь не одному ему — и другим не советуют. Вот и у Суховерхова не раз бывали сердечные приступы, и врачи ему в один голос твердят: от употребления алкоголя, мол, воздержитесь. Но, несмотря на запреты, Суховерхов до дня опорожнил рюмку.

Жена покачала головой. Михаил Порфирьевич сделал вид, что не заметил ее осуждающего взгляда. Он поспешно поставил пустую рюмку, вытер салфеткой губы и стал садиться, осматриваясь: куда бы поудобнее втиснуть свои колени?

Закусок было много — каждый клал на свою тарелку что душе угодно. Молодожены на салат навалились. Михаил Порфирьевич подкладывал себе груздей да все подхваливал их. Некоторое время только и слышно было позвякивание ножей и вилок по краям тарелок да не очень громкий разговор.

— Маша, подай хлеба. Нет, черного.

— Салату тебе положить?

— Мне — рыбы.

Спустя время Варгин снова поднялся.

— Ну что ж, Егоровна, дело — за индейкой!

Егоровна, оттеснив тарелки с закуской, пододвинула Тихону Ивановичу поднос с индейкой. Варгин повязал салфетку поверх отворота костюма и стал нарезать индейку и ломать ее руками на куски. Все притихли, наблюдая за движениями рук хозяина, лопавшего дичь. Наконец Тихон Иванович разделал индейку и, отбирая куски помягче, стал накладывать гостям. Куски были янтарно-желтые. Варгин положил каждому жареной картошки. По всему было видно, что в доме Варгиных любили поесть крепко, вдоволь, с аппетитом.

Да, на тарелках у каждого было по доброму куску индейки и подрумяненная картошка. Дело за тостом. Раздав гостям тарелки, Варгин налил по второй. Перед Тихоном Ивановичем стояло много разных бутылок. Он начал переставлять их с места на место, будто раздумывая, кому и что налить. Одна была не с коньяком, не отличавшаяся по цвету.

Тихон Иванович налил коньяку Суховерхову, а себе — чайку из другой бутылки. Михаил Порфирьевич сделал вид, что не заметил проделки друга, хотя давно знал, что, угощая гостей коньяком, сам Тихон Иванович попивает чаек.

— Ну, Миша. А теперь выпьем за твое пятилетие! — Варгин вышел из-за стола, обнял Суховерхова, поцеловал его в губы.

— Давай выпьем, Тихон! — сказал Суховерхов просто. — Дай бог, чтобы мы выпили и за мое пятидесятилетие на посту директора, — пошутил он.