Гренадер Леонтий Коренной - страница 8
Гренадерская рота первой достигла ограды. Подполковник Верже находился тут же и, размахивая саблей, указывал, куда бежать другим ротам. Каменная стенка была высокая, почти в рост человека.
— Седлай ее, ребята! — скомандовал Алексей Карпович.
И тотчас, не успев перевести дух, все кинулись на препятствие, как моряки кидались на абордаж чужого корабля. Опираясь брат на брата, солдаты лезли на ограду, помогали взбираться офицерам, подставляя спину или складывая из ладоней уступ для ноги. Сидя верхом на стенке с риском ежесекундно навлечь на себя огонь, Коренной перетащил знаменосца с его нелегкой драгоценной ношей, потом пособил мешкотному Петрухе и наконец спрыгнул сам.
На той стороне, за оградой, оказалась небольшая пустошь, какая бывает за глухими задними дворами, нетронутая ни лопатой, ни косой. Бледные полевые цветы выглядывали кое-где из густой поросли, чуть примятой осенними дождями. Одинокая старая липа дряхло дремала, прислонившись к ограде, обронив у своего подножия сморщенные листья. Дальше в глубь селения уходили овины, хлевы, амбары, а там, за ними, угадывались проулки, ведущие к соборной площади.
Тишина, безлюдье царили в этом крохотном затерявшемся уголке. Отдаленный гул большого сражения едва проникал сюда, напоминая приглушенный рокот морского прибоя.
Но покой, безмятежность этого места были обманчивы. Стоило только гвардейцам, перемахнувшим через стену, направиться к постройкам, как покой сменился внезапным вихрем, безлюдье — хлынувшим людским половодьем. А сама мирная поляна превратилась в арену отчаянной, жестокой борьбы; и на нескошенную траву, на блеклые полевые цветы густой росой пала человеческая кровь.
Из глубины селения хлестнул вдруг по гвардейцам ружейный залп, потом еще, и с разных сторон появились большие группы французов. Они выбегали из-за каменных и деревянных строений, текли живыми ручьями из ближайших проходов и уличек. Светлоголубая форма обличала их: это была молодая гвардия Наполеона.
Первые же французские залпы произвели большие опустошения в гренадерской роте финляндцев: многие офицеры были ранены или убиты. Портупей-прапорщик, сраженный пулей, медленно оседал на землю; припав сначала на одно колено, потом на другое, он инстинктивно вытягивал все время вверх руку, держащую древко, и полотнище трепетало, как подстреленная птица.
Но Леонтий Коренной не дал знамени поникнуть. Подхватив его почти на лету, он высоко взмахнул им, чтобы видели все, а затем передал знамя подбежавшему унтер-офицеру.
Поборов первые мгновения замешательства, гвардейцы начали отстреливаться. Стреляли по установленному правилу — попарно: пока один вел огонь, другой заряжал. Коренной стрелял в паре с Петрухой. Движения новичка были порывисты, торопливы. Он нервно откусывал зубами патрон, сыпал порох мимо полки и, прибивая пулю бумажным пыжом, слишком резко вгонял шомпол в дуло. Коренной проделывал те же приемы не торопясь, короткими, строго отработанными движениями и потому гораздо быстрее, чем новичок.
Петруха нажимал спуск, едва успев приложить ружье к плечу. И если ему казалось, что именно от его пули падал француз, он радостно взвизгивал, показывал кулак, кричал:
— Ага! Попал! Держи, леший! Хо-хо!
Коренной стрелял, тщательно прицеливаясь. Он выбирал среди неприятелей того, кто имел побольше нашивок, галунов, отличий, и укладывал наверняка. Свои попадания он не отмечал никакими бурными восклицаниями, продолжая деловито работать, и только всякий раз невольно повторял, словно выставляя себе отметку: «Изрядно, Леонтий, изрядно!»
Французы все прибывали, и вскоре стало очевидным, что остатки гренадерской роты не смогут отбросить неприятеля. Для успеха дела надо было отойти, соединиться с другими ротами и ударить в новом месте. А позади — высокая стена, и перелезать через нее обратно нужно было уже под свирепым нажимом врага. Спасать знамя. Перетаскивать тяжело раненных командиров. Перелезать и отбиваться. Это понял каждый в ту минуту, когда барабанщик ударил сбор и подполковник Верже закричал:
— Выноси раненых!
В ту минуту каждый ощутил за своей спиной эту предательскую стену — твердую, высокую, неподатливую. И в ту же минуту прогудел слегка хриплый, но ясно слышный голос Коренного: