Грешница и Праведница - страница 4

стр.

Дама посмеялась своему житейскому комментарию к Толстому, улыбнулась и Грешница. Вероятно, она испытала облегчение, подумав, что встреча с настоящим мужчиной зависит от ее похода в библиотеку.

Неверный муж, возвращенный к семейному очагу твердой рукой Праведницы, притих, погрустнел и заметно постарел. Он жил теперь по новому режиму, установленному супругой. Придя на работу, звонил: «Доехал благополучно». Перед обеденным перерывом, а иногда сразу после него, звонила Геня — осведомлялась, как он поел. А перед окончанием рабочего дня опять звонил, чтобы сказать «сейчас выезжаю» или «задерживаюсь в институте», и давал телефон, куда она могла позвонить.

Жена хотела, чтобы Неверов перешел на другую работу — ближе к дому. Неподалеку от них как раз был институт сходного профиля. Между двумя институтами была небольшая разница. В названии одного была частица «микро», а в названии другого — «макро». Но тут Неверный проявил стойкость и, не входя в объяснения, наотрез отказался менять работу. Геня примирилась: зарплата его была в несколько раз выше ее заработка.

Ну, а что же чувствовала, что переживала Праведница? Не может быть, чтобы она тоже не страдала, не испытывала обиды, тревоги. Не пора ли пожалеть и ее?

Однажды неверный муж, — а в мыслях он все еще оставался неверным, — пришел с работы на полчаса позже обычного. Произошла небольшая авария: автобус задел такси. Пока шоферы осматривали машины и объяснялись, пассажиры автобуса томились взаперти.

За это время Праведница успела представить картину запретного свиданья, на которое отправился муж. Вот почему ее лицо выражало крайнюю неприязнь, когда Неверный заглянул в комнату.

— Я задержался, извини… автобус… маленькое происшествие… — пробормотал он.

Она ничего не ответила и не отвела мрачного взора от экрана телевизора, где в это время резвилась мадемуазель Нитуш.

Неверный ушел на кухню, разогрел обед, не спеша поел, не спеша вымыл посуду. Потом выкурил неспешно у кухонного окна папиросу, вспоминая Грешницу. Он всегда вспоминал ее, когда оставался один. Затем тихо вошел в комнату и сел во второе кресло.

Он смотрел на легкую опереточную любовь, и, странное дело, она пробуждала в нем мучительную тоску. Такую тоску, от которой опускаются углы рта и гаснут глаза.

Жена искоса наблюдала за ним. Вздохнув, она подумала: «Виноват, вот и мучайся теперь. Но я-то за что наказана, в чем я виновата?»

Ей казалось, что она только подумала, а на самом деле она произнесла последние слова вслух. И муж услышал. Услышал и ответил:

— А ты виновата в том, что изменила мне с Василием Степановичем.

Жена взглянула сердито:

— Нашел, что вспоминать — восемнадцать лет прошло.

— Разве восемнадцать? Мне помнится — шестнадцать.

— Восемнадцать, шестнадцать, не все ли равно. Много лет прошло.

И все же она смутилась. Почему? Она ведь призналась тогда, шестнадцать лет назад, что изменила ему со своим сослуживцем, назвала это мимолетным увлечением и вскоре распрощалась со своим любовником.

Неверов тогда вспыхнул ревностью, хотел развестись, но потом пожалел детей: сына-школьника, дочь-малышку. Он поборол себя, не стал ломать семью.

Удивился он, что жена завела роман, имея маленького ребенка, — дочке было чуть больше года. Потом он не раз сомневался: его ли эта девочка со светлыми волосами и серыми глазами? У них в семье все темноволосые, все кареглазые. Спрашивать Геню он не решался, боялся обидеть подозрениями. А потом она говорила, что дочь пошла в прабабку, тоже светловолосую.

Да что теперь! Он любит девочку, особенно мила она ему в последнее время. Одна из всей семьи держит она себя с ним просто, ласково, как обычно.

Странно, лишь сейчас прояснилось для него все, что было восемнадцать лет назад. Да, теперь он понял: тогда он был доверчив и близорук.

Именно восемнадцать лет назад поехали они вчетвером, две супружеские четы, рыбачить на озеро Сенеж, решили вместе провести отпуск. Василий Степанович, белокурый с рыжинкой мужик, эдакий русский богатырь, его худенькая бесцветная жена, забыл, как ее звали, кажется, Таня, Тата, Неверов, долговязый очкарик, и его круглолицая жена-смуглянка с косой до пояса. Поехали с двумя палатками, с рюкзаками, всякой рыболовной снастью. Освободились от своих сыновей, отправив их вместе в пионерлагерь.