Грешные и проклятые - страница 19

Я снова ответил не сразу.

- Но… я вне цепи командования, полковник, - я говорил медленно, пытаясь объяснить ему. Возможно, он просто забыл. – Вы не можете приказать мне игнорировать замеченные мною…

- Я не приказываю вам игнорировать, Валемар, - он подчеркнуто произнес мое имя, и я едва удержался, чтобы поправить его. Аугметический глаз полковника издал жужжание, и светящаяся багровым линза повернулась ко мне. – Я говорю, что, прежде чем хвататься за пистолет, вы должны прийти ко мне. Назначайте наказания, как считаете нужным – но казнить только с моего разрешения.

Он снова оглядел собравшихся, и я с некоторым опозданием понял, что эти слова предназначались не только для меня. Полковник адресовал их и другим. Он демонстрировал им, что… что он контролирует меня.

Он посмотрел на меня.

- Вы поняли?

Я не был уверен, что вполне понял. Но я все же кивнул, хоть и неохотно. Полковник, хмыкнув, отвернулся, очевидно, удовлетворенный этим. Я слегка расслабился, и заметил, что и капитан и остальные офицеры тоже расслабились. Некоторые из них стали перешептываться между собой, и мне показалось, что они смеются надо мной.

Адъютант полковника поднес мне кружку растворимого рекафа. Он был несвежим и холодным. Здесь вообще не было ничего горячего, кроме грязи. Но я все же выпил его, разжевывая гранулы.

- Новые карты? – спросил я, пытаясь сменить тему.

Полковник кивнул. Он выглядел усталым. Я сочувствовал ему. Его обязанности были нелегкими, а враждебная окружающая среда и некомпетентность подчиненных делали их еще труднее. Я почувствовал – не вину, но сожаление, что невольно добавил ему проблем.

- За прошедший день мы потеряли три участка линии траншей, в том числе тот, где едва не погибли вы. Мы до сих пор пытаемся откопать людей.

- Если так пойдет дальше, мы потеряем всё, - произнес младший офицер – один из товарищей капитана. Я внимательно посмотрел на него, думая, не скрывается ли за его словами что-то еще. Его глаза не были синими. Просто коричневыми, как грязь, и покрасневшими от недосыпания. Спустя мгновение я удивился, почему я подумал об этом. Я что-то увидел и не понял этого?

Эта мысль вызвала у меня тревогу. Допив рекаф, я внимательно наблюдал за ними, внезапно ощутив подозрение. Я подумал о солдате, которого я убил в убежище – и о котором пока никто еще не знал. Его глаза стали синими перед тем, как он напал на меня. Я обнаружил, что смотрю на капитана, но его глаза были такими же грязно-коричневыми, как у остальных.

И все-таки… что-то было не так. Я чувствовал, что за мной наблюдают. И не просто смотрят, а внимательно изучают. Я огляделся вокруг, пытаясь найти источник этого ощущения, но не заметил ничего. Полковник говорил что-то офицерам, указывая на новые карты. Я не слушал. Воздух был наполнен обычным зловонием, но мне показалось, что за ним ощущается другой запах. Что-то сладкое и чистое, и совершенное не подходящее к этому месту.

В этот момент кто-то кашлянул позади меня. Адъютант полковника.

- Еще рекафа, сэр? – прошептал он.

Я терпеть не мог его голос. В нем отсутствовала какая-либо властность. Он был словно дуновение воздуха. Я заметил, что моя рука скользнула к пистолету, и отдернул ее. Никто этого не заметил, кроме, возможно, адъютанта, а он не имел значения. Я хмыкнул и отдал ему кружку.

На инструктажах мне всегда было скучно. Вероятно, поэтому, присутствуя на них, я всегда думал о чем-то другом. Как я уже говорил, я не стратег и не тактик. Я иду туда, куда приказано, и делаю то, что должен. Не обязательно быть военным гением, чтобы стрелять во врага, или в того, кто бежит от врага. Но полковник всегда настаивал, чтобы я уделял внимание инструктажам в тех редких случаях, когда присутствовал на них.

Пока он говорил, я рассматривал пикт-снимки и новые карты, и заметил, что за последнее время весьма мало что изменилось. Возможно, я и не стратег, но память у меня хорошая. Линии траншей извивались, словно черви после дождя, но никуда не сдвинулись.

Сделав глоток рекафа, я спросил:

- Что говорит командование?

Разговоры остановились. Полковник посмотрел на меня, словно удивленный, что я еще здесь.