Грешный - страница 4

Мэтью наконец–то оторвал пристальный взгляд от толпы и обернулся к лучшему другу.

— А я и не знал, что из твоей тюремной камеры можно сбежать, — пробормотал он.

Реберн рассмеялся, жестом давая понять стоявшей поблизости горничной, что она свободна.

— Тюрьма? — произнес Реберн, и его глаза ярко вспыхнули. — Если ты называешь то, что прекраснейшая из женщин оказалась в моем полном распоряжении, тюрьмой, так тому и быть. Я согласен умереть в этом заключении.

Мэтью в раздражении вскинул бровь. Очевидно, Реберн был безумно влюблен, и граф никак не мог решить, что же это такое — величайшее счастье или настоящая беда.

— Я и правда считаю моногамию тюрьмой, — проворчал Мэтью, неодобрительно взирая на блеск в глазах друга. — Для меня было бы равносильно смертному приговору провести всю свою жизнь с одной–единственной женщиной.

— Ты просто еще не нашел правильную женщину, ту, что идеально бы тебе подошла.

Граф в ответ возмущенно фыркнул:

— У меня такой богатый опыт, что, уверен, я обязательно нашел бы такую женщину, если бы она на самом деле существовала. Ну, согласись же, чудак!

Друг лишь пожал плечами:

— Многие мужчины влюбляются до беспамятства. «Но не всем везет, как тебе», — со злостью подумал Мэтью. Граф никогда не встречал любви, подобной той, что связывала Реберна с Анаис. Даже он, испорченный до мозга костей, циничный бабник, восхищался глубиной их чувств. И когда Мэтью был честен сам с собой, что случалось крайне редко, почти никогда, он остро улавливал, как свирепые пальцы зависти пробегали по его телу и сдавливали горло — как теперь.

— Знаешь, с тех пор, как я вошел в клуб, только и слышу отовсюду волнительный гул. Все гадают, какую же скандальную штуку ты выкинул.

Мэтью стряхнул с себя все мысли о любви и верности:

— Почему бы тебе, не остаться и не увидеть все самому?

— Определенно я не буду принимать участия в торгах. Сомневаюсь, что эта картина — как раз то, что моя будущая жена была бы рада видеть в нашем доме. И все–таки я приехал, чтобы взглянуть краешком глаза. И оно того стоило — просто восхитительное зрелище! Везучий ублюдок! — Реберн хитро посмотрел на графа. — Вокруг только и представляют, как ты втиснулся в свою крошечную мастерскую с теми голыми женщинами. Ты, должно быть, упиваешься своей славой.

Мэтью слушал друга, не спуская глаз с присутствовавших в клубе. Шампанское текло неиссякаемой струей, словно вода из фонтана. Совсем скоро гости опьянеют и почувствуют неодолимое желание поторговаться за его произведение.

— Не то чтобы я сам пошел на такое, разумеется, — продолжил Реберн, — я счастлив с Анаис. И ни одна другая женщина не сможет прельстить меня.

— Я прекрасно осведомлен об этой твоей доводящей до бешенства преданности по отношению к суженой. Должен тебе сказать, я нахожу это довольно раздражающим.

— Нет, ты так не думаешь, — усмехнулся Реберн, покачавшись на пятках взад–вперед. — Ты просто завидуешь.

— Да, черт возьми, завидую! — прорычал Мэтью.

— И этим вечером он снова несчастен, — язвительно заметил Реберн. — Не волнуйся о картине, дружище. У меня такое чувство, что цена будет расти еще очень долго. Все вокруг просто жаждут хоть мельком взглянуть на этот постыдный портрет.

— Я никогда не волнуюсь, — пробормотал Мэтью. Тем не менее, все внутри у графа предательски сжалось, он чувствовал, что задыхается. Подобные проявления беспокойства были ему несвойственны.

— Я попросил Анаис пригласить на нашу свадьбу леди Берроуз. — Реберн все болтал без умолку. — Мне показалось, это могло бы сделать уик–энд более приятным для тебя. Я ведь знаю, что ты чувствуешь на свадьбах и других подобных мероприятиях…

— Не стоит меня благодарить, — добавил Реберн, когда Мэтью нахмурился. — Что ж, полагаю, мне пора идти. Понимаешь, Анаис дома одна.

Реберн многозначительно поднял брови, а Мэтью трагически закатил глаза:

— Подумать только, всю оставшуюся часть жизни ты будешь ложиться в постель с одной женщиной! Я никогда не пойму, почему тебя не отпугивает идея моногамии.

— Я буду ложиться в постель с правильной женщиной, Уоллингфорд. — Реберн растягивал слова, подчеркивая смысл сказанного. — Ты никогда не пресытишься ею. В постели правильной женщины ты никогда не заскучаешь.