Грибники ходят с ножами - страница 58
Однажды я прошел длинную пустую улицу до конца и вышел на такую же пустую площадь под низким осенним небом. За ней поднимался прекрасный голубой собор, с колокольней, летящей в облаках, словно мачта. Чувствуя, что я близок к разгадке какой-то тайны, я пошел туда. За собором был сквер с высокими деревьями — ветер дул только в верхней их части, стучали ветки. Гулко орали вороны. Грусть росла, становилась нестерпимой, и все же чувствовалось, что ее разрешение где-то недалеко.
Я ходил в этот сквер регулярно, от осени до весны, и постепенно стал замечать, что здесь не так уж все безжизненно. Двор был окружен двухэтажным монастырским строением, и временами я замечал, что оттуда выходят весьма симпатичные ребята и девушки, абсолютно, кстати, не монашеского вида. Наконец, решившись, я пересек сквер, подошел к ближней двери, которая только что несколько раз гулко стукнула, и увидел скромную вывеску: “Обком ВЛКСМ. Отдел культуры”. Я потянул за ручку — пружина была тугая, не каждому дано войти в культуру. Я поднялся по каменной винтовой лестнице — и вышел в высокий, светлый, закругляющийся коридор. На первой двери, белой, резной, висела табличка: “Инструктор отдела культуры А. В. Вуздыряк”. Ну что же, я вздохнул, Вуздыряк так Вуздыряк. Пусть строгий товарищ поговорит со мной, объяснит, как мне жить, — не век же мне болтаться по улицам! Выдохнув, я распахнул дверь — и зажмурился. Огромное окно слепило желтым вечерним светом, а сбоку от него за столом сидела ослепительная красавица — черные очи, сахарные зубы, алые губы — и улыбаясь смотрела на меня.
— Давно гляжу на вас! — гортанным южным голосом произнесла она. — Все жду, когда же вы решитесь зайти!
— Вы... меня знаете? — Я был поражен ее добротой и красотой.
— Конечно! Вы талантливый молодой писатель!
Такое я услыхал в первый раз именно от нее.
Сняв шапку, я вытер пот.
Да, с ликованием подумал я, а ты, оказывается, не так прост: удачно выбираешь места для грусти и уединения!
— Садитесь! — ласково пропела она.
С того дня жизнь моя изменилась.
— Я знаю, что вам нужно! Вам нужно поездить! — уверенно сказала она.
Она выписывала мне командировки, затем, обливаясь потом, я брал в бухгалтерии деньги и уезжал на пустой в это время года электричке не очень далеко — туда, куда она меня посылала: Тихвин, Бокситогорск, Приозерск. Устроившись в обшарпанной гостинице — все они были одинаковые тогда, — скромно ел в буфете, потом ходил по пустынным улицам. Все вроде бы осталось без изменений — правда, я ходил теперь вроде бы по заданию — и за деньги. И одиночество в этих маленьких городках вроде бы не было уже столь трагичным, как в Питере: здесь-то у меня и не могло быть знакомых...
Потом вдруг Анна, как я заметил, стала проявлять недовольство.
— Теперь куда тебе? — Мы посмотрели на унылую, во всю стену, карту области.
— Да куда-нибудь подальше! — пробормотал я.
Она метнула на меня горячий, я бы сказал — странный взгляд. Потом молча выписала путевку, и я побрел в бухгалтерию.
Выборг в этот раз показался мне концом света: сырые холодные облака клочьями летели прямо по узким улицам, среди каменных старинных домов, удивительно грязных.
Поработав — то есть честно обойдя город, — я вернулся в отель. Сейчас — кипятильничек, чайку!
Радостно сопя, потирая ладошки, я поднялся к номеру — и обомлел.
— ...Анжела?! — пробормотал я (вот тебе и чаек!).
— Я же просила тебя, — проговорила она, дрожа — наверное, от холода? — не называть меня этим дурацким именем.
— Да... Анна. Ты как здесь?
— Ты по-прежнему собираешься изображать идиота?
Внезапно зарыдав, она рухнула в мои объятая, которые я еле-еле успел соорудить.
— Гостосмыслов мне твердо обещал! — сидя в постели, деловито говорила она. — Как только начнет строиться сто шестнадцатая серия, квартиру мне дают точно... Нам! — Она ласково взъерошила мне волосы.
Да... белоснежными у нее оказались не только зубы...
— Но ведь далеко еще... сто шестнадцатая, — с тихой надеждой пробормотал я.
— Дурачок! Уже сто пятнадцатая строится! — улыбнулась она.
Да, с такими темпами строительства пропадешь...
Ночью я вдруг резко проснулся от какого-то тихого скрипа.