Гробница песен - страница 8

   Она покачала головой.

   - Все это я знаю. Медсестры читали мне книги по психологии. Просто Ананса… Она другая. Она не могла просто так возникнуть у меня в голове. Она не такая, она - настоящая. Я слышала ее музыку, не такую примитивную, как у Копланда. Она - не фальшивая.

   - Элен, когда в среду ты спала, у тебя начиналась кататония.

   - Знаю.

   - Знаешь?

   - Я чувствовала, как ты прикасаешься ко мне. Как поворачиваешь мою голову. Я хотела поговорить с тобой, попрощаться. Но она тогда пела, понимаешь? Она пела. А теперь она разрешает мне петь самой. Когда я пою для нее, мне кажется, будто я - паук, который по своей паутинке пробирается куда-то далеко, в другие места. Я иду туда, где онаменя ждет. В темноту. Там темно, холодно и одиноко, но я знаю, что далеко, на другом конце паутинки, меня ждет она, чтобы навечно стать моим другом.

   - Элен, ты пугаешь меня.

   - Знаешь, на ее корабле совсем нет деревьев. Только поэтому я все еще здесь. Я вспоминаю деревья, и холмы, и птиц, и траву, и ветер, и думаю, как мне будет не хватать всего этого. Она сердится на меня и обижается. Но все же поэтому я еще здесь. Только мне все труднее вспоминать, как выглядят деревья. Я стараюсь, но получается то же самое, как тогда, когда я пытаюсь вспомнить лицо матери. Я помню ее платье и волосы, но лицо все время ускользает. Даже когда я смотрю на фотографию, она кажется мне чужой. И деревья теперь для меня чужие.

   Я погладил ее лоб. Сперва она дернула головой, потом успокоилась.

   - Извини, - сказала она. - Я вообще-то не люблю, когда меня трогают здесь.

   - Больше не буду, - сказал я.

   - Нет, давай. Я не против.

   И я опять погладил ее по лбу. Он был сухим и холодным, и она едва заметно приподняла голову, подставляя его под мою ладонь. Невольно я вспомнил, как вчера выразилась моя пациентка. Барышни. Я гладил Элен и думал о том, что хочу заняться с ней любовью. Я немедленно выбросил эту мысль из головы.

   - Удержи меня, - сказала она. - Не дай мне уйти. Мне очень хочется уйти, но я не должна. Я как раз нужного размера, но неправильной формы. И там - не мои руки. Я знаю, какие у меня были руки.

   - Я постараюсь удержать тебя, если смогу. Но ты должна мне помочь.

   - Только не надо уколов. От уколов у меня разум отрывается от тела. Если мне станут делать уколы, я умру.

   - А что еще я могу сделать?

   - Просто удержи меня, как угодно, как хочешь.

   Потом мы поговорили о каких-то пустяках, делая вид, что у нее все в порядке. Вспомнили и про церковные собрания.

   - Я и не знал, что ты такая набожная, - сказал я.

   - Вовсе нет. Но чем еще заниматься по воскресеньям? Они поют гимны, и я пою вместе с ними. А служба на прошлой неделе задела меня за живое. Священник говорил о Христев гробнице. О том, как он провел там три дня, а потом слетел ангел и выпустил его. Я все думала и думала о нем, о том, что он чувствовал, запертый в темноте в пещере, в полном одиночестве.

   - Невесело.

   - Не в том дело. Возможно, его это даже воодушевляло. Если, конечно, все так и было. Вот он лежит на своем каменном ложе и говорит себе: «Они думают, я умер, а я здесь. Яживой».

   - У тебя он получается каким-то самодовольным.

   - Ну да. Почему бы и нет? Интересно, когда я буду рядом с Анансой, у меня тоже будут возникать такие мысли?

   Опять эта Ананса.

   - Я вижу, о чем ты подумал. Ты подумал: «Опять эта Ананса».

   - Ага, - сказал я. - Как бы я хотел, чтобы ты о ней забыла и вернулась к своим более безобидным приятелям.

   Внезапно ее лицо исказила гримаса гнева.

   - Ты можешь думать, что хочешь. Только оставь меня в покое.

   Я попытался извиниться, но она не желала ничего слушать. Она настаивала на том, что эта звездная женщина реальна. В конце концов я ушел, повторив еще раз медсестрам, что не надо позволять ей долго спать. Вид у сестер был встревоженный, они не хуже меня видели, как изменилась Элен.

   Я остался в Милларде на уикенд, поэтому позвонил Белинде. В ту пору у нее не было ни мужа, ни приятеля, и она приехала ко мне в мотель. Мы пообедали, позанимались любовью, потом стали смотреть телевизор. То есть это она смотрела телевизор. А я лежал в постели и думал. И когда на экране замелькала сетка и Белинда, наконец, поднялась, охваченная страстью и алкоголем, я все еще думал об Элен. И пока Белинда целовала меня, щекотала и шептала на ухо всякие глупости, я представлял, что у меня нет ни рук,ни ног, что я лежу и могу шевелить только головой.