Громила - страница 16
— Я могла бы помочь тебе найти то, что ты ищешь, — сказала я как можно вежливее: я известна тем, что могу до смерти напугать робкую лесную дичь.
— Где у вас тут Аллен Гинзберг?[7] — спросил лось.
Я чуть не села. В нашей библиотеке ещё ни разу никто не спрашивал книг Аллена Гинзберга. Я принялась просматривать полку с поэтическими сборниками, стоящими в алфавитном порядке.
— Это вам такое задали?
Меня разбирало любопытство: кто из учителей задал своим ученикам читать поэзию битников? Скорее всего — мистер Беллини. Втайне мы все были убеждены, что нет такого психоделического средства, которое бы он в своей жизни не попробовал, так что мозги у него уже давно были набекрень.
— Нет, никто ничего не задавал, — сказал лось. — Просто захотелось перечитать Гинзберга.
Я даже забыла, на какой букве остановилась. По опыту знаю, что парень берёт в руки книгу стихов только по трём причинам: а) чтобы произвести впечатление на девушку, б) потому что задали и в) чтобы произвести впечатление на девушку.
Так что, довольная своей проницательностью (ах, какая я умница!), я нахально поинтересовалась:
— Как её зовут?
Он уставился на меня, моргая своими лосиными глазами. Красивого зелёного цвета, должна признать.
— Кого?
Ой, влипла. Но не объяснять же ему…
— Никого, забудь, — сказала я, быстренько нашла книжку и протянула ему. — Вот, пожалуйста.
— Да, как раз то, что нужно. Спасибо.
Всё равно я никак не могла поверить. В смысле, Аллен Гинзберг — это же авангард из авангардов, выходит за любые рамки, даже по стандартам модернистской поэзии.
— То есть ты… хочешь почитать его… так просто, для удовольствия?
— А что, нельзя?
— Нет, нет, что ты… просто… — Кажется, я выставила себя полной дурой, так что пора закругляться. — Забудь, что я вообще что-то говорила. Приятного чтения!
Он опустил глаза на книжку.
— Не могу объяснить… — сказал он. — Просто его стихи заставляют меня что-то чувствовать… Но мне не надо это чувствовать в отношении кого-то, так что я легко отделываюсь.
Это было настолько странно сказано, что я рассмеялась. Конечно, он обиделся и повернулся с намерением уйти.
Но что-то внутри меня сопротивлялось тому, чтобы наша внезапная встреча среди книжных полок закончилась подобным образом, поэтому не успел он дойти до конца ряда, как я бухнула:
— А ты знаешь, что Аллен Гинзберг пытался заставить Пентагон левитировать?
Он обернулся.
— Что, правда?
— Правда. Он и группа противников войны во Вьетнаме окружили Пентагон, уселись в позу лотоса и принялись медитировать с целью поднять военное ведомство в воздух.
— И как — получилось?
Я кивнула.
— Точнейшие приборы показали изменение высоты в ноль целых семь десятых миллиметра.
— Что, правда?!
— Нет, про высоту я выдумала. Вот была бы бомба, если бы это оказалось правдой, а?
Он рассмеялся. Похоже, самый подходящий момент протянуть руку и представиться.
— Меня зовут Бронте.
— Да, я знаю. — Моя рука почти исчезла в его ладони. — Наверно, тебя назвали в честь писательниц Шарлотты и Эмили Бронте. Не читал, но имена мне знакомы.
Я даже обрадовалась, что он их не читал — парень и так со странностями, а тут было бы уже совсем что-то запредельное.
— Мои родители — профессора литературы в университете. Моего брата назвали в честь знаменитого поэта — Теннисона.
— Наверно, терпеть не может своё имя? — предположил он. — Ведь он такой… медный лоб и клубок мускулов.
— Ты его знаешь?
— Понаслышке.
Ну да, понятно. Мой братец заслужил себе репутацию — будь здоров. Она несётся впереди него, как… ну, скажем, град перед торнадо.
— Вообще-то он любит своё имя. Люди не могут связать одно с другим и впадают в недоумение. Он обожает, когда люди впадают в недоумение.
Лось так и не сказал, как его зовут. Поскольку моё имя он знал, мне захотелось создать впечатление, что и я знаю, кто он такой. Придётся хитрить.
— Мне нужна твоя читательская карточка — зарегистрировать книгу.
Он протянул мне карточку, и я кинула быстрый взгляд на его имя.
— Ну, Брюстер, если тебе понадобится совет насчёт каких-нибудь других поэтов — дай знать.
— Мне нравятся только рассерженные, — сказал он. — Знаешь таких?