Гроссмейстерский балл - страница 29

Филипп переступил порог и прикрыл дверь. Шагнул к кровати и сел. С краю. Скрипнули пружины…

Почему она молчит?! Сейчас она его прогонит. Или уйдет сама. Или скажет…

Нина молчала. Филипп протянул руку и дотронулся до ее лица, неловко провел ладонью по сухому шершавому лбу…

Стас ждал на площадке. Он скосил глаза и наблюдал. Папиросный дым проскакивал между сложенными в трубочку губами и закручивался в голубые крендельки. Достойное занятие… Рядом стояли несколько курильщиков. Возможно, те самые, которых Филипп видел, проходя с Ниной в первый день знакомства. На тех же местах, в тех же позах. Они курили серьезно, не обращая внимания на пижонство Стаса.

— Его нет. Будет после обеда, — проговорил Филипп.

Стас бросил папиросу в урну и повернулся к Филиппу.

— Приходил шеф. Спрашивал тебя.

— Ну?

— Не мог же я сказать, что ты пошел к директору с расчетами и докладной, минуя шефа. Неэтично. И врать я тоже не могу. Это…

— Что же ты сказал?! — перебил Филипп.

— Да сказал: я, мол, жду эту штафирку. Но вряд ли он скоро выберется. У него расстройство… Шеф предложил тебе зайти. Вероятно, лично хочет выразить соболезнование. Кстати, если он тебя спросит, почему ты вчера не был на работе, скажешь — не знал.

— Вчера?! Ведь вчера было воскресенье.

— Мой мальчик! В конце месяца нет никаких постов и маслениц. Тем более рядового воскресенья. Начиная с двадцатого один бог — план и одна молитва — штурмовщина. Молятся без выходных. По крайней мере в сборочном цехе. Зато с первого можешь отправляться хоть на Черное море. До двадцатого.

— Что ж ты мне не сказал? Даже неудобно.

— Ты был занят более серьезным делом.

В тоне Стаса Филипп не уловил иронии. Они пошли в сборочный.

Возле верстаков сложены ящики. Из-под откинутых крышек видны готовые приборы. Приборы стоят и на верстаках. Их надо уложить в пустые ящики. Девушки-контролеры проверяют комплектацию, закрывают ящики, навешивают пломбы. Девушки в синих и белых халатах. Приборы серые, светло-желтые (под «слоновку»), коричневые и опять серые с пятнами (молотковое покрытие). Девушек трое: две высокие, одна пониже. Две блондинки, одна брюнетка. Высокие пломбируют ящики — те, что сверху, брюнетка — снизу. Рядом стоит мастер… Старый знакомый, Воробьев. Он же Миллиметр. У Воробьева в руках длинные белые листочки. Он ждет — девушки закончат пломбировать и распишутся на листочках. Воробьев пихает листочки в карман засаленного пиджака. Листочки — это месячная программа. Послезавтра — первое! Миллиметр может взять отгул и ехать на Черное море.

Через неделю заседание балансовой комиссии. У директора в кабинете. Воробьев будет торчать в приемной, листать подшивки старых приказов, рассматривать табель-календарь, интересоваться по телефону: «Кого надо?» — и с тоской смотреть на пухлую дверь-диван.

Комиссия постановляет: премировать за выполнение, депремировать за неритмичность (процентов на десять). Сальдо в пользу… Воробьев доволен! Правда, «депремировать за неритмичность». Придираются. «Неритмичность»? Это же стиль работы! Попробуй иначе! Впрочем, им тоже неохота быть в дураках, тем, кто в заводоуправлении. Кому депремирование, кому экономия. Сло-о-ож-ная механика!

…Две блондинки, одна брюнетка. Высокие пломбируют ящики — те, что сверху, брюнетка — снизу. Рядом стоит мастер.

Воробьев увидел Филиппа.

— Слушай, Филипп Матвеевич. Под корень рубишь. Ведь не выполним по номенклатуре. Не тяни, Филипп Матвеевич.

— Один вопрос, Воробьев, — произнес Стас. — Откуда ты узнал его имя-отчество?

— Не твое дело! В кадрах, вот откуда.

— Вопросов не имею, — проговорил Стас и ушел к настройщикам.

— Что ж делать-то? — заохал Воробьев. — Мы надеялись, все будет чисто… Леонтий Адамыч! Поди сюда!

Воробьев прихватил одной рукой пиджачную пуговицу Филиппа, а другой махал высокому мужчине в халате. Мужчина двигался по цеху в сопровождении Рябчикова.

— А вы думали, что я за «спасибо» буду работать? — нахально, но негромко вопрошал Рябчиков.

— Совесть имей. И так уже на полтораста рублей закрыл. А еще летные получишь.

Голос мужчины в халате звучал виновато и жалобно.