Гроза - страница 10

Путник был стар и слаб. Как ни тянул он за веревку, как ни понукал осла, бедное животное не могло сойти с места. Как муха, попавшая в паутину или в мед, осел не мог вытащить ног из липкой, глубокой, подзастывшей грязи. Наконец, осел обессилел, смирился со своей участью и лег, завалившись на бок. Старик долго еще возился в ледяной грязи, но и сам постепенно истратил все силы и тоже упал и замер, скорчившись, рядом с ослом.

Хозяин осла был не только старый, но и тощий человек, как видно из очень бедных дехкан. В эту зимнюю студеную пору на нем была легкая, к тому же ветхая одежонка, на ногах чарыки, а на голове истрепанная синяя чалма из грубой материи.

Жизнь, полная невзгод и лишений, да и время само по себе, рано согнули этого человека по прозвищу Джаббаркул-аист.

Злую беду обрушил сегодня на Джаббаркула-аиста Чертов мост. Старик совсем окоченел на морозном ветру, чарыки его захлебнули грязь. Кое-как он сумел выдернуть ногу из одного чарыка и стал растирать пальцы руками, чтобы вернуть им чувствительность, при этом полой грязного халата он все старался прикрыть колени. Из второго чарыка вытащить ногу ему так и не удалось.

Он огляделся вокруг, ища помощи и спасенья. Но откуда она возьмется здесь, эта помощь? Пещеры вокруг наводят ужас на людей в вечерние часы, кажется, что за камнями прячутся злые духи или, по крайней мере, хищные звери.

Беда, беда настигла Джаббаркула-аиста. Недаром говорится в пословице: «Чтобы наказать бедняка, не ругай его и не бей, а разорви на нем рубашку». Воистину так. Ведь осел был его первым помощником, его опорой, и вот судьба отнимает у него это полезнейшее животное, и сам он остается теперь закоченевший, погрязший в болоте.

«Что же, бог с ним уж, с ослом, пропал осел, — думал старик, — теперь лишь бы самому остаться живому и не ради меня самого, а ради детей. И он начал шептать, словно Азраил уже спустился к нему и занес руку:

— Дети мои голодны, — говорил он. — Считается, что отец думает о детях, а дети — об играх. Нет, мои несчастные дети думают не об играх. Они голодны сейчас и во все глаза глядят на дорогу, ждут, не появится ли отец. В доме нет ни куска лепешки, ни горстки муки. Все, что у нас оставалось, это мешок пшеницы, припасенный на семена. И вот отец взял эту пшеницу, погрузил на осла и повез на мельницу, чтобы обменять на муку. Почему обменять, а не просто смолоть? Зима затянулась. Беспрестанно то шел снег, то лил дождь. Вода в арыках замерзла, мельницы все остановились. А мельник тоже себе на уме: дает муки меньше, чем было пшеницы. Он говорит: не хочешь менять на таких условиях, я не неволю. Отправляйся назад домой.

Старик, все больше и больше коченея, явственно увидел вдруг свой дом и жену и детей. Как наяву услышал он голос младшего сына:

— Мама, я хочу есть. Когда же придет отец?

Не менее явственно услышал Джаббаркул-аист и ответ матери:

— Терпение — главное в жизни, терпение дает дивные всходы. Будьте терпеливыми, дети мои. Отец скоро придет. Вот уж тогда накормлю я вас. Знаете ли вы, какими терпеливыми были дети в старину?

— Какими, какими?

— В старину дети, если и были голодны, то держались как сытые. А если кто-нибудь говорил, что он голоден и просил поесть, то мать ему отвечала так; «Подождите, отец ушел сеять пшеницу. Вот она прорастет, расколосится и поспеет. Тогда начнется уборка пшеницы. Потом молотьба. Получится большой ворох из зерен с мякиной. Все мы пойдем туда. Ты вместе с братишкой усядешься на осла, и вы вдоволь накатаетесь. Тем временем подует необходимый ветерок.

Мы провеем ворох, отделив зерно от половы. Зерно на мельнице превратится в муку, из муки мы напечем вкусных лепешек. Будем есть их горячими. А полову и солому отдадим ослу. Ведь и он терпеливо дожидается своей доли…

— Но разве отец ушел не на мельницу? — спрашивает младший сынишка, сдерживая слезы.

— На мельницу, на мельницу. Он вчера еще ушел и скоро придет обратно. Разожгу-ка я огонь в очаге. Мороз разошелся вовсю.

— Испечешь катырму[15], да, мама?

— Испеку, испеку.

— И мне, мама?

— И тебе испеку…

Джаббаркул-аист коченел все больше и больше. Тогда он заговорил, обращаясь к аллаху: