Грузинские романтики - страница 30
О цветок любви волшебной,
С неба посланный судьбою!
Ты увянешь — и от счастья
Не останется следов.
Как сорвать цветок волшебный?
Весь в шипах он предо мною.
Но шипы, пронзая слабых,
Закаляют храбрецов!
Разве ценит равнодушный
Наши тяжкие страданья?
Его сердца не касалось
Никогда очарованье.
Но взгляните: если розу
Ветер утренний качает —
Как она шумит листами,
Как она благоухает!
У кого любовный пламень
Дни и ночи сердце гложет,
У кого в душе навеки
Милый лик запечатлен, —
Перед тем на белом свете
Устоять ничто не может.
И чего с мечом в деснице
Не достигнет только он!
Кто из нас для счастья милой
Не захочет жизнь отдать, —
Ради той, кто наше сердце
Заставляет трепетать?
Каждый вздох о ней и каждый
Сердца пламенный удар,
Каждый помысел о милой —
Всё любови нежный дар.
Гонит нас судьба жестоко,
Наша милая далеко,
Но цветов благоуханье
Нам струит ее дыханье.
Если ж утром засияет
В небесах звезда златая,
Кто в ней милой не узнает,
Улыбнувшейся из рая?
Стоит ночью позабыться,
Милый образ нам приснится.
О, как сладко то виденье!
Как печально пробужденье!
Мы за милую подымем
Чаши, полные давно!
Пусть слеза ее просохнет,
Как просохло в чаше дно!
Пусть она живет в веселье,
Пусть тоска ее бежит.
О, Как сладко в час свиданья
Наше сердце задрожит!
Я к тебе, моя богиня,
Обращаю речь мою.
О тебе одной вздыхаю,
О тебе одной пою.
Мне о ком еще томиться?
Жалко молодость свою.
Мне, быть может, уж могила
Уготована судьбой.
Смолкну я, и слезы милой
Не прольются надо мной,
Не услышу в час унылый
Незабвенный голос твой.
Полумертвыми устами
Не прильну к твоим рукам,
Чтобы образ твой любимый
Взять к нездешним берегам.
Радость в нем, и искупленье,
И бессмертное горенье…
Пусть умру! Избегнув тленья,
Буду я любить и там.
О души моей бессмертье,
Радость жизни неземной!
Никогда любимый образ
Не расстанется со мной,
Не угаснет в час кончины
Жар любви пережитой.
Если ж мы любовь теряем,
Что взамен мы получаем?
Без любви и рай Господень
Нам покажется тюрьмой.
Воины
Мы за милую подымем
Чаши, полные давно!
Пусть слеза ее просохнет,
Как просохло в чаше дно!
Рассвет
Уж пурпурная с востока
Поднимается денница,
Небо, радостью объято,
Всё готово пробудиться.
Зажигаются, как пламя,
Облака над головою,
Небо рдеет, и блаженство
Охватило всех с зарею.
Тают сонные туманы,
В небе звезды угасают,
Стоголосым пеньем птицы
Солнце радостно встречают.
Ветерок над нами веет,
Освежающий дыханье,
Слышен листьев тихий шелест
И цветов благоуханье.
И смотрите, как красиво
Просыпается природа.
Чу! Запел среди деревьев
Соловей, певец восхода.
Вот Ираклия вершина,
Арарат во мгле тумана,
Вот бушующая Занга
И твердыни Еревана.
Утро
О, как чист прозрачный воздух
В это утро золотое!
С сердца он печаль снимает,
Радость льет на всё живое.
Боже, кто постигнуть может
Красоту твоих творений!
Мрак ты светом разгоняешь,
Самой смертью жизнь рождаешь!
Бивуак зашевелился…
Трубят зорю над рекою…
Поднимаются отряды.
Приготовленные к бою.
Выстрел… Всадника теряя,
Мчится конь… Пошла потеха!
О, зачем мы в это утро
Жаждем крови человека?
Встанем, братья, выпьем чашу
За победу над врагами.
Тех, кто с поля не вернется,
Вспомним с горькими слезами.
Словно сон недолговечный,
Кончен, кончен пир ночной.
Мы идем, куда зовет нас
Зов судьбины роковой.
Эпилог
Посвящается Александру Джамбакур-Орбелиани
Где теперь друзья былые,
Что во мраке этой ночи
Вместе с нами пировали,
Наши радовали очи?
Нету их… ушли навеки…
Дни былые миновались.
Никого вокруг не вижу,
Только мы с тобой остались.
И зачем, зачем сказал я
То, что здесь тебе сказал я?
Не сумел, увы, сказать я
То, что должен был сказать я!
В сердце раненом скрываю,
Потому я и тоскую,
И печалюсь, и страдаю.
Если ж ты понять сумеешь
Сердцу родственные звуки —
Забываю яд, что выпил
В этой жизни, полной муки.
Что мне ждать на этом свете?
Что желать? К чему усилья!
Я не тот, что был когда-то.
Уж не помню, как любил я.
С каждым днем уходит счастье.
Скорбно будущее, знаю,
И бесплодное былое,
Одинокий, проклинаю.
1827–1870
Николоз Бараташвили
© Переводы Б. Пастернак
СОЛОВЕЙ И РОЗА
Нераскрывшейся розе твердил соловей:
«О владычица роза, в минуту раскрытья
Дай свидетелем роскоши быть мне твоей —
С самых сумерек этого жду я событья».
Так он пел. И сгустилась вечерняя мгла.