Грядет тьма (сборник) - страница 10

Я был несколько удивлен, когда при виде моего старого друга волна горькой обиды захлестнула меня. Мы начинали на одном уровне. А посмотреть на нас сейчас. Чувство зудящего раздражения, которому подвержены все жнецы из-за условий жизни и мизерной оплаты своего непосильного труда, захлестнуло меня, и на мгновение я ощутил запах пота и дезинфекции, которые сопровождали всех нас, как облако. Возможно, я и сейчас так пахну, но я слишком привык, чтобы замечать такую мелочь. Какое право имеет Тед Най стоять здесь чистый, счастливый и могущественный, в то время как я...

— Ты сам выбрал свой путь, Рохан. Успокойся.

Не оборачиваясь, Тед Най продолжил:

— Добро пожаловать, Говард.

Я почти бегом прошел по цветастому ковру к бару, не глядя на его руку, протянутую мне для пожатия. Я схватил первую попавшуюся бутылку и поднес ее ко рту, слыша бульканье и чувствуя, как бутылка трясется в моих руках, когда виски полилось мне в горло. Странно было снова ощутить вкус хорошего виски. Через мгновение Тед забрал бутылку.

— На сегодня достаточно, Говард. — Он испытующе посмотрел на меня. — Много воды утекло с нашей последней встречи...

Я попытался ответить ему понимающим взглядом. Он был чист и опрятен, но на небольшом смуглом лице под глазами образовались тяжелые тени, и что-то было ужасно неправильным в его облике. Беда. У Теда Ная тоже были проблемы со здоровьем.

— Я вас не знаю, — холодно ответил я.

Его глубоко посаженные глаза тревожно попытались встретиться с моими. Его взгляд быстро обследовал мою физиономию. После виски мне значительно полегчало. Я чувствовал себя лучше, чем он выглядел.

— У тебя проблемы с памятью? — выжидательно спросил он.

— Нет никаких проблем. Меня все устраивает.

И снова меня охватил зуд, скорее мнимый, чем настоящий, потому что моя одежда, по крайней мере теперь, была чистой. Я кое-как сдержал себя, чтобы не почесаться.

Все еще пристально глядя на меня, Най подошел к столу и нажал одну из блестящих граненых кнопок под маленьким экраном интеркома. В зеленоватом стекле аппарата появилось небольшое изображение девушки из другого кабинета. Мне пришло в голову, что все живое здесь было уменьшено до размеров, соответствующих размерам Ная.

— Пришли мне досье на Говарда Рохана, Труди, — сказал он миниатюрной девушке.

Послышалось музыкальное жужжание, затем слабый хлопок, и из щели на столе показалась красная папка. Канарейка беспокойно заерзала на своем насесте, искоса поглядывая на источник музыкального звука. Она попробовала робко подпеть, но потом сдалась и заснула.

Най раскрыл папку и протянул мне единственный листок, лежащий поверх стопки внутри. Я взял его без особого интереса, бросив небрежный взгляд на оставшиеся внизу. Затем я потряс головой, чтобы сфокусировать взгляд. От прочитанного моя рука задрожала. Я не мог до конца поверить в то, что увидел, но вот он, ошеломительный факт — моя подпись, Говарда Рохана, нацарапанная нетвердой рукой, и пожизненный контракт на то, чтобы быть жнецом. Контракт, который был первоначально заключен на пять лет, а теперь продлевается до бесконечности для отработки долгов за жилье и пропитание с выпивкой. Тед Най ловко выдернул листок у меня из рук, пока я стоял, разинув рот. Я попробовал отобрать листок у него.

— Не так быстро, — сказал он. — У меня есть для тебя работа, Говард. Сделаешь ее — и ты можешь быть свободным.

— Что это за работа? — осторожно поинтересовался я.

Наблюдая за мной, он проговорил:

— Театр. Мы создаем нечто новое. Может быть, немного опасное. Но ты мне нужен, Говард, и твой талант.

На мгновение в моих венах закипела кровь от возбуждения. Вот она — старая — новая жизнь! Я очень ненадолго вернулся в былые яркие, сияющие дни, когда Миранда была жива, а Рохан был самим собой, и вся их жизнь блистала в ослепительных огнях софитов. Но потом я вспомнил. Жизнь давно выбросила Рохана на помойку. Я вспомнил время, прошедшее после смерти Миранды, когда я взрывался в своих репликах и для меня навсегда опустился занавес. Я вспомнил, как выходил на сцену слишком пьяным и даже не мог понять, в какой пьесе я играю. Я подумал обо всех друзьях, которые одалживали мне деньги, пока я не перестал их отдавать.