Грязь.FM - страница 4
"Меня зовут Катя" – вспоминала она, разглядывая своё восхитительное кукольное тельце под поверхностью воды. Знакомый девичий голос заходился в экстазе где-то неподалёку, слышались яростные шлепки. Это, должно быть, была её подруга Ира. А вот какая мужская особь причиняла ей такое удовольствие – сообразить было сложнее. Также было непросто угадать, в чьей квартире всё это сейчас происходило, и сколько здесь таилось действующих (и не очень) лиц. Но покамест было хорошо, и даже слишком хорошо! Если уж о ней позаботились, то беспокоиться было не о чем.
Катя пролежала в воде ещё какое-то время, и даже успела задремать. Её разбудила вошедшая в чём мать родила подруга – по лицу и груди девушки было размазано месиво из слюны и спермы, которое она принялась отмывать у раковины возле. Катенька смотрела на неё безмятежно, словно спящая наяву, с лёгкой улыбкой. Приведя себя в порядок, Ира помогла подруге встать и вытереться.
Едва ли Катя протрезвела той ночью. Она хорошо запомнила, как лизалась с мальчиком очень слащавой, пудельской внешности, который очень порывался ею овладеть, а она бы и рада, но! У него не было резинки. И во всей этой чертовой квартире не нашлось резинки, хотя их набралось шестеро человек. Затем пришло ещё трое: одна парочка и совершенно неразоблачимое, идеальное андрогинное существо, принёсшее с собою убойной марихуаны. Мальчик же пуделёк отчаянно лепетал ей, что три недели назад сделал медкнижку, что совершенно здоров – но Екатерина ему не верила и была непреклонна. Через двадцать минут после раскуривания этот парень уже совокуплялся с бесполым существом, а вместе с ними забавлялась третья девушка – остальные наслаждались этим зрелищем словно хиппианская аристократия.
Никто и близко не догадывался, насколько Катя дорожила подобным времяпровождением. Её светлый и радостный лик не передавал всего внутреннего восторга и на десять процентов. Все знали, что она из богатой семьи – но никто и не догадывался, что для этих встреч она вырывалась из золотой клетки. Некоторые друзья были у неё дома в режиме инкогнито, некторые же с детства знали её родителей – и все видели роскошь, в коей она выросла и жила.
Но о родительской тирании не знал никто.
Нынче её отец был индивидуальным предпринимателем, а по молодости участвовал в одной ОПГ. Характером он был человек скверный – зашоренный и жадный, высокомерный; а кроме того почти всегда нервный. Возможно поэтому у него совсем было друзей. Мать же её работала некогда преподавателем математики и экономики, но рано подалась в чёрную бухгалтерию, и на этой ниве обрела множество знакомств, в том числе и своего суженого. До поры до времени, в семействе всё было спокойно.
Катеньку всегда восхищали истории больших людей, добившихся всего своими усилиями. Конечно, она дорожила условиями, что предоставила ей судьба – но всему же следовало знать меру, считала девушка. Проще говоря, ей не хотелось быть бесхребетным мясом с хорошим приданым, тупо ожидающим, когда их-величество-предки найдут для неё годного, на свой взгляд, муженька. А всё шло именно к тому – это она почуяла ещё в свои восемнадцать, и на протяжении лет в этом хорошо убедилась. Сейчас ей было двадцать пять.
Родители, да и все, кто её знали, давно заметили в простом и лёгком характере Катерины перемену. Девушка стала очень дипломатично изъясняться. И это была только верхушка айсберга. Благодаря этому ни горячей, ни холодной войны в доме не назревало. Словно маленькая независимая республика, Катя отстаивала свои интересы и права между двух тоталитарных держав. Они не считались с её возрастом и постоянно напоминали о том, что она живёт на их территории и всем им обязана – она же всякий раз аппелировала к здравому смыслу. В общем, всё было очень плохо, и девушка уже вынашивала план молниеносного переезда к одной из своих верных подруг.
А сейчас она нежилась на огромной софе и переводила взгляд с одной пары молодых человеческих особей, предающихся блаженству соития, на другую. Все вокруг неё самозабвенно занимались сексом, накуренные, медленные, и словно зомбированные – что в купе с приглушённым освещением и нежным чиллаутом ощущалось чуть ли не мистическим ритуалом. Согласно её нынешним меркам это был довольно скромный праздник жизни – но всё же праздник.