Грязь кладбищенская - страница 28
– Погода! Время! Ни о чем таком тебе здесь беспокоиться незачем, Шонинь Лиам. Всю свою жизнь ты был бездельником. Ты мне вот что скажи! Чего ты меня не слушаешь? У меня были большие похороны?
– Славные большие похороны!
– Большие похороны, говоришь, Шонинь?
– Славные большие похороны. Сердце…
– Пусть дьявол и бесы разорвут твое сердце, если это такое сокровище! Ты меня слушаешь или нет? Я тебе точно говорю, здесь таких речей слушать не будут… Много мне собрали алтарных денег?
– Славные большие похороны…
– Это я знаю. Алтарь какой?
– Алтарь большой, славный…
– Какой алтарь, говорю. Ты всегда был бестолочь. Сколько собрали алтарных денег?
– Пядару Трактирщику много собрали, и Джуан Лавочнице, и Муред Френшис, и Кити…
– А то я не знаю. Я не об этом спрашиваю. Я что, сама на земле не жила? Сколько собрали на мои собственные похороны, мне, Катрине Падинь. Алтарь. Семнадцать фунтов? Шестнадцать фунтов? Или четырнадцать фунтов?..
– Десять фунтов двенадцать шиллингов.
– Десять фунтов! Десять фунтов! Ну-ка, Шонинь, скажи, ты уверен, что там было десять фунтов? Не одиннадцать фунтов, не двенадцать или…
– Десять фунтов, Катрина! Десять фунтов! Славный, большой алтарь, честное слово. Накажи меня Бог, Катрина, если я хоть словом соврал. Славный большой сбор. Все так и сказали. Я говорил с твоей сестрой Нель. “У Катрины славный большой алтарь, – сказала она. – Я-то думала, что на него соберут два фунта, ну, три, самое большее четыре”. Сердце…
– Да понятно все уже с твоим сердцем, драть его эдак. Шонинь, прекрати молоть чепуху, ради Бога! Толпа с Холма была?
– С Холма! Да они об этом и не слышали. Патрик собрался было послать им весточку. “Ой, да ладно, – говорит Нель. – Стоит тебе дергать бедолаг-то, заставлять тащиться в такую даль”. Вот так и сказала. Сердце. Слабое сердце…
– Ох и жаль, что Господь Бог не накачал твое сердце ядом да не запихнул Нель прямо в глотку! А людей из Пастушьей Долины не было?
– Да ноги их там не было.
– А люди из Озерной Рощи?
– Двоюродную сестру Джуан Лавочницы из Озерной Рощи снесли на кладбище в тот же день… Это, конечно, неважно, но погода все это время стояла прекрасная. Мы как раз заканчивали стойло…
– А Штифан Златоуст там был? Ой, горе горькое…
– Купили жеребчика после Рождества…
– Помилуй тебя Бог, Шонинь! Уж ты не давай повода всему погосту говорить, что у тебя отродясь ума не было!.. Был там Штифан Златоуст?
– Да нисколечко. Но Патрик сказал мне, что он с ним говорил – днем, на ярмарке. И будто тот ему сказал: “Уверяю тебя, Патрик О’Лидань, даже если б я весь кровью изошел, я б на похороны явился. Я ж обещал…”
– “ … что приду на похороны Катрины Падинь, доберусь, даже если мне придется ползти на коленях, но клянусь тебе, я ничего не слыхал о них до того самого вечера, пока не узнал, что ее уже похоронили. От какого-то малого…” Вот такое он трепло, Штифан Златоуст!.. А что за гроб мне приготовили?
– Десять фунтов, Катрина. Славный большой сбор…
– Это ты про гроб или про алтарь говоришь? Хорошенькое дело, ты что же, совсем не слушаешь? В какой гроб меня положили? Гроб…
– Лучший гроб в мастерской Тайга, три бочонка портера и потина[55] хоть залейся. Выпивки было вдвое против обычного. Нель так ему и сказала. Но он все равно взял три по полбочки. Уж конечно, выпивки было выше крыши. Я сам, хоть и старик уже, выпил в тот вечер двенадцать кружек. Не считая того, что выпил, когда тебя принесли в церковь, и в день похорон. Правду сказать, Катрина, при всем уважении, с каким я к тебе отношусь, я бы не рискнул столько выпить, кабы знал, что у меня слабое сердце…
– А ты не слышал, сказал ли Патрик что-нибудь насчет того, чтоб хоронить меня на другом участке?
– У меня немного закололо в боку, а потом дышать стало совсем нечем. Сердце, спаси нас, Господи…
– Оставь ты свои истории, Шонинь. Послушай меня. Ты не слыхал, говорил ли Патрик что-нибудь насчет того, где меня хоронить…
– Уж без похорон-то тебя не оставили, Катрина, неважно, сколько выпивки там было. Даже я сам, хоть у меня слабое сердце и все такое…
– Свет не видывал большего олуха, чем ты, с тех пор как Адам съел яблоко! Ты слыхал, не сказал ли Патрик, на каком участке погоста он собирался меня хоронить?