Грязные игры - страница 29
Она подошла и устроилась на соседнем шезлонге. Но Макс, не допев Высоцкого до конца, отставил гитару в сторону... Вот вечно он такой — на все пуговицы застегнутый!
Некоторое время они сидели молча, глядя на океан, серебрившийся вдали... Потом Оля, чтобы не молчать, спросила, откуда у него такой большой шрам от ожога на спине. Его она заметила, когда Макс, выбравшись из бассейна со своей панамой, снял майку.
— Горел в бээмпэ под Кандагаром, — неохотно объяснил охранник.
— Расскажи, — попросила Оля.
— Да что рассказывать... Подорвались на мине, дверь заклинило, мы все задохнулись от дыма там, как крысы на сковородке вертелись... — Он тяжело вздохнул. — Ребята снаружи ломом открыли люк, вытащили нас... Я один из пятерых выжил.
— Как же ты потом?
— Клаустрофобия у меня была... И ожог, двадцать процентов тела... В Центре реабилитации пришлось поваляться-Вылечили...
Он встал и, взяв гитару, аккуратно положил ее на свой шезлонг.
— Ты извини, Оль, я пойду... — видно, разговор давался ему нелегко, так сильно он был расстроен. — Ты первая, кому я об этом рассказал... До завтра, — и он направился к ведущей в дом лестнице.
А Оля подумала, что зря он так все в себе носит. Добром это не кончится. Иногда нужно выговориться, расслабиться...
Из всех развлечений, после купания в океане, больше всего Оле здесь нравился аквапарк, тот, что был неподалеку от Фламинго-парка. Он, видимо, был не самым большим в Майами, зато здесь было как-то очень уютно и, одновременно, захватывающе. Оле самой очень нравилось скатываться по водяным горкам, пока Ваня с няней катался в лягушатнике, где все было «как у больших», только в уменьшенном виде...
Оля с дикими криками спускалась по спиралям, вместе с Максом на двойном надувном круге они ухали вниз по двускатному желтому желобу, который потом возносился вверх, и лишь после нескольких динамичных, колебаний вверх-вниз круг с седоками застывал в нижней точке равновесия. Были там и черные закрытые трубы, где по стенкам светились тусклые лампочки, а ты не мог понять, куда и в каком точно положении несешься.
Но самой восхитительной и ужасной была водяная горка под названием «камикадзе». Она представляла собой широкую, почти вертикально закрепленную пластиковую трубу с загнутым кон-цом-отверстием, направленным в сторону бассейна... Человек-снаряд в ней набирал такую скорость, что, вылетая из нее, плюхался в бассейн, пролетев несколько метров по воздуху.
Оля спускаться здесь не решалась. И только иногда смотрела, как это делает Макс. Он же в каждый их приезд в аквапарк обязательно скатывался по «камикадзе» несколько раз, хотя и признавался потом, что после каждого спуска у него все тело болит и постанывает.
С этим самым «камикадзе» вышла уморительная история. Как-то раз, когда они с Максом стояли на берегу детского бассейна и наблюдали за радостно плескавшимся Ванькой, что-то обсуждая между собой, к ним подошла полная брюнетка в бикини и на чистом русском языке простодушно поинтересовалась:
— Ребят, а где здесь, говорят, самая большая горка? Кикабидзе, кажется, называется.
Оля в ответ прыснула, но Макс серьезно объяснил, где эта самая «кикабидзе». С тех пор они и между собой только так эту страшную горку называли.
Сегодня Оля почти решилась на «ки-кабидзе», но Макс ей запретил. Перед Сашей он головой отвечал за Элину и Ванину безопасность. Эту горку же безопасной мог назвать лишь совсем безбашенный человек.
— Ну, Макс, честное слово, я же уже никогда не решусь, только сегодня, — просила Оля, не вполне уверенная, что и сегодня-то решилась бы, даже если бы этому не препятствовал Макс.
— Нет, Оля, — Макс взял ее за запястье и повел ее в сторону лягушатника. — И вообще нам пора.
— Макс, у нас что, какие-то важные дела появились? Ты что командуешь-то? — полушутя-полусерьезно возмутилась Оля.
— Антонина просила к обеду не опаздывать. Она как раз твои любимые голубцы затеяла.
— Ну ладно, раз голубцы, тогда идем. Но учти: когда-нибудь я все равно прокачусь. — Оля должна была оставить последнее слово за собой.