Гуляй Волга - страница 6

стр.



– В таком деле я не спорщик: ведерко на день выставлю – хошь пей, хошь лей, хошь окачивайся.



– Положь на путину по штанам да по рубахе, да на неделю по двое лаптей, да по семи рублев на голову за всю нашу работу.



– Не жирно ль?



– Какое, батюшка!



– По семи рублев?.. Таких деньжат у меня и в заводе не бывало. Коли с трешницы скинете по рублику– с богом.



– Побойся бога, Фрол Кузьмич, подумай-ка: где Астрахань, где Ярослав!



– Путина великая.



– Как не великая! Переть да переть... Посудина твоя гружена тяжело. Утрем поту, хлебнем слезы...



– Дойдем полегоньку.



– Легко сказать!



– Дойдем, где способными ветрами, где как.



– Вестимо, пойдем так дойдем... Мы тебе, Фрол Кузьмич, уважим, да и ты нас, твоя милость, копейкой не прижимай.



– Стоните, сударики, не стоните, а из меня и гроша ломаного не выстоните.



– Ну, по шести рублев с полтиною...



– По три рублика на рыло, да накину вам на пропой по медному пятаку.



– По шести рублев.



– Трешница.



– Пять с полтиной.



– Трояк.



– Пять рублев.



– Трынка.



– И по четыре не дашь?



– Не дам.



Бурлаки переглядывались, шептались, и гусак, хлеснув шапчонкой о землю, невесело выговаривал:



– Эх, где наше не пропадало! Плыть – так плыть!.. Давай, хозяин, гладь дорогу.



Купец выставлял угощенье, ватага пропивала свою волю. [36/37]



Гуляли день, гуляли ночь, дурными голосами орали пропащие песни.



На заре гусак поднимал зыком:



– Хомутайся!..



Артельный козел привозил с баржи бочонок вина полугарного, и бурлаки, похмелившись, впрягались в хомуты.



– Берись!



– Взяли.



– Ходу!



– Разом, эх, да!..



Тяжел первый шаг, а там – влегли и пошли, раскачиваясь, пошли, оставляя на мокром песке клетчатый след лаптя. Набегала шаловливая волна, зализывала бурлацкий след.



Секли бурлаков дожди, сушил ветер.



На тихих плесах шли ходко, верст по сорок в пряжку, а на перекатах и у бычков – где вода кипмя кипела – маялись, сволакивая порою посудину с камней или с отмели.





С-за угла копейку срубим,



На нее краюху купим...





Э-эй, дубинушка, ухнем!



Э-да зеленая сама пойдет!



Дернем



подернем...



Дернем



подернем...



да еще разок



поддернем...



Идет-ползет!



Ух



ух...



Ух



ух...



Уу



ухнем!..



Бывало и так. Ночью с берега кричали:



– На барже-е-е-е-е-е-е!..



Караульный не вдруг отзывался:



– Што орете?



– Нам самого.



– Спит.



– Ну, Сафрон Маркелыча.



– Спит.



– Буди.



– Пошто?



– Буди давай!



Слышно было, как караульный, шаркая босами, проходил на корму в жилое мурье. На борту появлялся старый прикащик, гладко зевал в непроглядную темень и окликал: [37/38]



– Кто там? Чего там?..



– Сафрон Маркелыч, яви божеску милость, выстави по чарочке... Зззадрогли!



– Не припас, не обессудьте.



– Ну, хошь полупивца по ковшику, погреться.



– Не наварил, не прогневайтесь.



Бурлаки снимали шапки.



– Удобрись.



– Зззадрогли!..



– Выкати хошь бочонок квасу пьяного.



– И квасу не наквасил, не взыщите.



– Што ж, пропадать?



– А вы, глоты, зачерпните водочки из-под легкой лодочки да вскипятите, вот вам и грево.



– Эх, рядил волк козу .................................................................................................



Сафрон Маркелыч, выслушав их богохульную брань, сплевывал, мочился прямо за борт и, дернув, уходил к себе в мурье.



– Вишь, распирает черта. С хозяином поди гороху наперлись, а нас на рыбке держит. – Бурлаки кутались в лохмотья и рогожи, гнулись на холодном песке, кляли белый свет...



Чуть зорька – гусак поднимал:



        – Хомутайся!




Укачала уваляла,



Нашей силушки не стало.





Дубинушка, ухнем!



Зеленая сама пойдет...



Идет



пойдет...



Идет



пойдет...



Идет



пойдет...



Сама пойдет...



Дернем



поддернем...



Дунем



грянем...



Да еще разок



У-у-ухнем!..



Солона ты, слеза бурлацкая!



Приходили до места, – мясо на плечах ободрано до костей, деньги забраны и прожиты, лапти стоптаны, рубахи вшами съедены.



Вязали плот и опять сплывали на низ.



По Волге, Каме и Оке



по Дону, Днепру и Волхову



шли бурлаки, погрязая в болотах,



утопая в песках, дрожа от холода и задыхаясь от жары. По всем рекам русским, подобна надсадному храпу, кружила песня да трещали хребты бурлацкие... [38/39]



Летела Волга празнишная да гладкая...



На стрежне играли солнечные скорые писанцы. Ветришка по тихой воде стлал кошмы, гнал светлых ершей. На перекатах взметывался жерех, гоняя мальтявку. Там и сям, как рыжие бычьи шкуры, были раскиданы песчаные отмели.